В прихожей она подняла с пола пистолет. Джон поспешил на второй этаж. Никки последовала за ним, осознавая, что по-прежнему ощущает холодок в том месте, где по ее коже скользнул гвоздодер, и по телу пробежала дрожь.
* * *
Однажды, в книге о реальных преступлениях, которую Наоми как-то взяла в руки, когда бродила по книжному магазину, она увидела фотографию убитой девочки. Полицейскую фотографию. Девочки моложе Наоми. Ее изнасиловали. Разбили лицо, искололи ножом. Но страшнее ее глаз Наоми ничего видеть не доводилось. Широко раскрытых, красивых глаз. От одного взгляда на них у нее на глазах навернулись слезы, и она быстро закрыла книгу, поставила на полку и велела себе забыть, что видела это ужасное лицо, эти глаза. Она приложила немало сил, чтобы забыть их, но иногда лицо той убитой девочки приходило к ней во сне, а сейчас, когда она боролась с дверью, возникло перед ее мысленным взором.
Тяжело дыша, издавая какие-то странные звуки, какие-то поскуливания, которые пугали ее саму, потому что так поскуливать мог кто угодно, но только не она, Наоми, девочка рассчитывала-надеялась-молилась, что все может и обойтись, если Роджер Ходд и дальше будет бубнить о том, кто он такой и где работает, не выказывая к ней ни малейшего интереса. Но услышала, что он задвигался, а потом, повернувшись к нему, увидела, что Ходд поднимается с пола.
Она перестала дергать ручку, все равно открыть дверь не удастся, потому что, раз уж Ходд больше не сидел, сжавшись в комок, она не могла позволить себе стоять к нему спиной. Он покачивался. Повторяя говорить нараспев, кто он и где работает, не смотрел ни на нее, ни куда-то еще, но ритм его речитатива изменился, и в голосе появились новые нотки. Жалость к себе и замешательство сменились нетерпением и раздражительностью, и теперь он делал упор на «я»:
* * *
Минни вихрем проскочила четыре лестничных пролета, на первом этаже остановилась у двери на кухню, задержала дыхание, прислушалась. На лестнице царила тишина. Никаких грохочущих шагов. Профессор Синявский — или тварь, которая ранее была профессором, — не спускался следом.
Она посмотрел на следующий лестничный пролет. Все тихо, а потом что-то начало капать на ступени. Красное. Более густое, чем вода. Кровь. Минни посмотрела на потолок над лестницей и увидела длинную линию, разрез на штукатурке, похожий на рану, и из этого разреза, словно из раны, сочилась кровь, будто дом стал живым.
Сердце затрепыхалось. Она говорила себе, что кровь ненастоящая. И видела она эту кровь только потому, что Погибель хотел, чтобы она ее видела. Все это — галлюцинация, вроде тех, которые случались, когда она болела, только сейчас она не лежала на больничной койке с высоченной температурой. А если кровь и настоящая, источник ее — не тело, лежащее на полу второго этажа. Скорее она появилась так же, как появлялись кровавые слезы, какими временами плакала статуя Матери Божьей, что считалось чудом, хотя эта кровь, конечно же, появилась благодаря черной магии. И если бы она позволила себе испугаться этой крови, то тем самым пригласила бы Погибель мучить ее и другими видениями, может, даже чем-то еще более страшным, чем просто видения. Но ее сердце все равно трепыхалось.