Резво вскочив на ноги, Тамазрайши вскинула над головой то, что еще секунду назад являлось предметом гордости обомлевшего от боли и ужаса усача. Кровь текла по ее пальцам, плечам, животу, орошая и без того уже увлажненное лоно.

— Первое приношение! — выкрикнула она, а затем игриво тронула ножкой обрубок, из которого била темная пульсирующая струя.

Толпа среагировала мгновенно. Безумие, давно уже в ней назревавшее, наконец-таки прорвалось. Мужчины, женщины, пожилые и юные, привлекательные и безобразные, кинулись друг на друга, в торопливых соитиях разрешаясь от бремени, истомившего их. Вопли, взрыкивания, взвизги, рыдания слились в единый утробный и непрерывный вой.

Тамазрайши, деловито встав на колени, внимательно вглядывалась в лицо Гюристара. В одной руке ее был зажат кусок окровавленной плоти, в другой посверкивал тонкий нож. Она засмеялась, заметив что-то вроде упрека в побелевших от нестерпимой боли глазах.

— Ну что, мой командир? Где же твои горделивые устремления? Я отвечу — они отданы Кали. Но у тебя имеется еще кое-что.

Удар ножа взрезал лежащему горло. Насладившись предсмертными муками жертвы, Тамазрайши сделала знак жрецам. Те с хлопотливой поспешностью оттащили убитого в сторону, а она брезгливо стряхнула в жаровню сморщенный коричневатый комок. Затем ненасытная жрица обвела взглядом зал и, встретившись с Сен-Жерменом глазами, коротко усмехнулась ему. Помахивая ножом, она вновь принялась оглядывать копошащихся в полумраке людей, выбирая очередную жертву.

Она безумна, в который раз сказал себе Сен-Жермен. И все тут безумцы! Он хитрил с сам с собой, он знал, что это не так.

Безумцы всегда безумны. Здесь же творилось то, что всегда происходит, когда люди дают волю самым мерзостным своим чувствам, разрешая себе находить удовольствие в муках других и возжигая тем самым в потаенных глубинах своего существа огонь извращенного сладострастия. Разнузданность, косность, невежество, скудоумие, алчность и злоба — вот основные причины этой беды, охватывающей порой и огромные государства. Что тут говорить о маленьком княжестве, сделавшемся игрушкой в руках незрелой девицы, еще, вероятно, ребенком терзавшей слуг и рабов… В ногах его что-то отвратительно ухало. Опустив глаза, он увидел троих мужчин, насевших на какую-то женщину; та корчилась, задыхаясь, но насильники, насыщаясь, и не думали дать ей передохнуть. Сен-Жермен на миг смежил веки. Он готовился к смерти, однако происходящее было слишком уж скверным и оскверняло его.

Тамазрайши втаскивала на алтарь очередного поклонника Кали. Тот, видимо одурманенный каким-то наркотиком, почти не сопротивлялся. Оседлав вяло трепыхавшегося мужчину, жрица с минуту поерзала, потом осторожно привстала и аккуратно оскопила его. На этот раз дело довершили жрецы, а сама Тамазрайши, хищно прищурившись, вновь побежала в зал. Когда она наконец утомилась, у алтаря скопилось более дюжины искалеченных тел. Юная рани сыто выгнулась и подошла к Сен-Жермену.