Даже в лесу ели пахнут не так, как дома, тем более — под Новый год. Самое первое, чем лесная гостья заявляла о себе в доме, — это запах! Она лежала на полу, загородив полкомнаты, кое-где на оттаивающих ветках еще поблескивали наперстки льда и застывшие комочки ноздреватого снега. Квартира, немного взбудораженная новизной в комнате и ликующими детьми, понемногу наполнялась удивительным, восхитительным, ни на что не похожим ароматом хвои.

Между тем отец молотком набивал на лежащую елку крестовину, и мальчик со старшим братом помогали поднять и надежно установить колючую вестницу предстоящих двухнедельных каникул и всяческих сюрпризов. Затем наступала и очередь матери. Она весело и деятельно командовала развешиванием игрушек, распределяя, какие — вверх, на макушку и фасад, какие — пониже и сзади.

Потом, уже повзрослев и узнав многое в жизни и людях, мальчик всегда горько жалел, что при переездах и других жизненных невзгодах, неизбежных в истории любой семьи, они разбили, растеряли и попросту выкинули немало старых игрушек. Среди утраченных елочных забав мальчик всегда особенно жалел двух толстеньких ватных поросят — своего, синего, и розового, принадлежащего брату. Поросята были закутаны в теплые одеяльца с привязанными к ним крошечными сосками; наружу выглядывали только мордочки с трогательными пятачками и тонкие передние ножки. С этими поросятами они со старшим братом путешествовали по елке, захаживая друг к другу в гости, пробуя понарошку малину, клубнику, виноград, абрикосы и прочие стеклянные фрукты и овощи. А у самого пола, на толстых нижних ветвях, многие из которых отец норовил еще и дополнительно «наставить гвоздочками» к стволу, раскачивались на нитках картонные бабочки, клоуны, рыбки — двусторонние немецкие игрушки, таинственно поблескивающие черно-красными крыльями.

Пока дети и взрослые наряжали елку, непременно возникали и ссоры, и споры, которые были тем жарче, чем дети в семье становились взрослее. Тут же зачастую проливались и слезы обиды, что не туда повесили любимую игрушку, что вообще уже давно пора закончить, потому что детям надо спать, ведь завтра праздник, а значит, трудный день. Почему-то у нас праздники всегда считались и поныне считаются трудными, хлопотными днями. Словно вся цель праздника, и особенно — Нового года, заключается в стремлении наготовить побольше угощений и накормить всех гостей и домашних до отвала.

Правда, потом, числа третьего-четвертого, наступала пора знакомого всем постпраздничного голода. В это время постоянное ощущение набитого живота, длящееся еще с новогодней ночи и, кажется, поселившееся в утробе навеки, незаметно, потихоньку уступает вдруг место аппетиту, который все растет и растет. И, по иронии судьбы, особенно при виде уже изрядно заветренных, хоть и непобежденных, остатков самых стойких, а значит, малоупотребительных поначалу салатов и крошек некогда необъятных пирогов и тортов. Поэтому к последней ночи уходящего старого года хозяйки готовились, как ко дню решительного и массированного наступления на всех кулинарных фронтах, зачастую уже с самого утра занимая боевые позиции на кухнях, как в окопах на передовой.