Исчезла боль. Серебряная нить намерения протянулась через меня, и не успела я еще насладиться райским отсутствием боли, как снова оказалась целой. Легкие пытались работать, но у них не совсем получалось. Я лежала лицом вниз, или буду так лежать, когда аура закончит через меня подниматься, снова внедряя в мою душу идею плоти. Я задышала, когда соткались легкие, уставилась на темную фанерную дверь в двух дюймах передо мной. Я вижу. Вижу. А пахнет… отбеливателем?

Слышалось тихое бормотание заклинаний, и запах пепла и свечи мешался с исходящей от меня вонью жженого янтаря. Я посмотрела на собственную руку, увидела яркое сияние ауры. Я ее видела. А не должна была бы.

Еще один вдох — и золотая дымка растаяла. Песнопение затихло в дружном коллективном вздохе. Я была в подвале чьего-то дома, меня вызвали под именем Ала. Это невозможно. Это совершенно неправильно. Ничего не понимая, я глянула из-под слипшихся прядей собственных волос и увидела группу фигур в мантиях, стоящих в безопасности по ту сторону от раскаленного сияния слоя безвременья.

— Господин демон! — прозвучал молодой мужской голос, и я резко подняла голову, узнав его. — Здоров ли ты?

Глава двадцать девятая

Глава двадцать девятая

— Ты! — воскликнула я свирепо. Замешательство сменилось гневом при виде моложавого, чисто бритого лица сотрудника ОВ, стоящего перед длинным столом для заседаний в подвале дома Бетти.

Я собралась, поднялась с пола, злая как черт, горбясь до тех пор, пока не уверилась, что не въеду головой в зеленоватое безвременье сверху. Я стояла на низком помосте, в середине большого круга, заполняющего центр пентаграммы. Зеленовато-белые свечи отмечали углы, расплывающиеся, потому что они существовали и здесь, и в безвременье одновременно. Черная смоляная грязь отмечала границы моей тюрьмы. Меня пробрало ужасом, когда я поняла, что круг чертили не солью, а кровью. Черт побери, меня поставили в центр черного круга!

Я посмотрела на трещину в стене и ощутила, как собравшиеся подались назад. Их было шестеро, включая Тома Бансена. Сквозь потолок проникала музыка, басовый ритм, звучавший подобно биению сердца, и я подумала, что узнаю ее. Вонь отбеливателя и плесени сказали мне, что Бетти занималась уборкой, но это никак не вытесняло вонь безвременья, которую я принесла с собой. Господи, больше всего на свете мне нужен душ!

Том увидел меня, и глаза у него стали круглые: длинный плащ побелел от пепла и высохшей соли, волосы — воронье гнездо, и вся я покрыта песком и пылью безвременья. Перед ним стояло пятеро мужчин, все в этих идиотских черных мантиях. Капюшоны придавали всей сцене вид любительского спектакля. Но эти люди намеренно вызывали Ала и отпускали его, зная, что он отправится меня убивать.