– Лайлани должна знать настоящее имя матери.

Лицо и глаза Эф оставались непроницаемыми, словно у манекена. В них читалась пустота и отказ выразить хоть какие-то эмоции, отчего казалось, что их обладательница испытывает глубокое презрение к женщине, сидящей по другую сторону стола.

– Нет. Лайлани не слышала, чтобы ее мать называла себя иначе. Только Синсемиллой. В отношении имен эта женщина очень суеверна. Она думает, что тот, кто знает настоящее имя человека, приобретает над ним власть.

– Она сама сказала вам об этом?

– Да, мне сказала Лайлани.

– Я про мать.

– С матерью я не разговаривала.

– Поскольку вы пришли сюда, чтобы сообщить, что ее ребенку грозит какая-то опасность, могу я предположить, что вы хотя бы встречались с ней?

Срочно укрепив дамбу, которую уже прорывала злость, закипевшая от замечания Эф, Микки ответила:

– Встречалась с ней однажды, да. Она была действительно странная, накачавшаяся наркотиками. Но я думаю, что…

– Вы знаете ее фамилию? – спросила Эф, вновь обратив внимание на компьютер. – Или она просто Синсемилла?

– Ее фамилия по мужу Мэддок. Эм-э-дэ-дэ-о-ка.

Ровным голосом, без малейшей обвинительной нотки, Эф спросила:

– Вас связывают какие-то отношения?

– Простите?

– Вы ей не родственница, скажем, по мужу?

Капелька пота поползла с левого виска Микки. Она вытерла ее рукой.

– Как я уже говорила, я видела ее лишь однажды.

– Не встречались с парнем, с которым встречалась она, не дрались из-за бойфренда, не встречались с ее бывшим дружком… не было у вас общих знакомых или конфликтов, о которых она обязательно упомянет, когда я буду говорить с ней? Рано или поздно все выплывет наружу, уверяю вас, мисс Белсонг.

Кошки наблюдали за Микки, Микки таращилась на Эф, Эф предпочитала смотреть на дисплей.