– В вашем рассказе, – сказал Тони, – есть пара вещей, которые меня несколько смущают.

Джошуа поднял брови от удивления.

– Например?

– Вы знаете, даже в наши дни, при более либеральном отношении, все-таки одинокой женщине бывает непросто усыновить ребенка. А в 1940-м это было практически невозможно.

– Пожалуй, я могу это объяснить, – возразил Джошуа. – Если мне не изменяет память, Кэтрин как-то рассказывала, что они с Мэри предусмотрели такой случай и представили Кэтрин как кузину и ближайшую родственницу матери младенца.

– И суд не организовал проверку?

– В то время судьи предпочитали не вмешиваться в семейные дела, как любят делать сейчас. С моей точки зрения, это была вполне разумная позиция. Не стоит также сбрасывать со счетов то, что Кэтрин была очень богата.

Хилари повернулась к Тони:

– Ты сказал, что тебя беспокоят две вещи. Какая же вторая?

Он устало провел рукой по лицу.

– Это трудно выразить. Так, интуиция. Просто эта история мне представляется чересчур гладкой.

– Вы хотите сказать, что она сфабрикована? – удивился Джошуа.

– Не знаю. Но у полицейского с таким стажем, как у меня, вырабатывается нюх на такие веши.

– Что, пахнет подозрительно? – спросила Хилари.

– Что-то в этом роде. – Тони допил вино и обратился к Джошуа: – А Бруно не мог быть настоящим сыном Кэтрин Фрай?

Тот онемел от изумления, а когда снова обрел дар речи, то только и смог вымолвить:

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– Вы хотите сказать, что она заранее выдумала всю эту историю, чтобы иметь повод в нужное время уехать в Сан-Франциско и подарить жизнь ребенку?

– Да.