Григорий взбирался все выше. Свет факелов на такую высоту не добирался, приходилось идти почти в полной темноте. Положение было столь же абсурдно, сколь и ненадежно. Один неверный шаг — и всему конец, но Григорий не мог сотворить для себя путеводный огонек: тогда его скорее бы заметили враги.

Он шел, ведя рукой по стене, но вот стена вдруг исчезла — по крайней мере Григорий не мог ее нащупать. Утратив опору, он чуть — было не упал. Одна нога скользнула к краю ступеньки.

Чтобы не свалиться вниз, Григорий лег на ступени и лежал, пока немного не унялось бешено бившееся сердце.

Теперь выбора не оставалось. Как ни высок был риск сотворения огонька, без него продолжать путь было еще рискованнее.

Встав на колени, Григорий поднял одну руку к глазам и сосредоточился. Крошечный светящийся шарик размером с тот, какими играют в «камешки», возник над его ладонью. Еще несколько секунд — и он увеличился до размеров яблока.

Григорий поднял светящийся шар повыше и огляделся по сторонам. То, что он увидел, его совсем не обрадовало. Впереди, насколько хватало света, тянулись стена и ступени. Какое-то безумие! Это строение было слишком велико. Оно не могло быть таким, и снаружи не было таким громадным даже в воспоминаниях Терезы. Если его внутренние размеры оказались столь грандиозны, значит, оно было создано гением могущественнейшего из чародеев.

Нечего и дивиться тому, что для того чтобы низвергнуть его, явилось целое войско… а теперь вот пришел Григорий, чтобы схватиться с ним один на один.

Еще ступеней десять — и Григорий расслышал шелестение крыльев. Первая мысль была: «Грифон!» — но звук был слишком быстрым, да и крыльев была не пара, а гораздо больше. А Николау и не подумал о том, что у хозяина башни было припасено немало всевозможных ужасов — созданий пусть более примитивных, чем крылатая живая статуя, но не менее опасных.

Хлопанье крыльев звучало все громче по мере того, как Григорий продолжал подъем, но никто на него не нападал. Григорий поднял огонек повыше, чтобы посмотреть, где же заканчивается лестница.

И тут его огонек мгновенно погас. Снова вокруг сгустился непроницаемый мрак, но, прежде чем Григорий успел как-то среагировать на это, тьма сменилась ярчайшим пламенем факелов. Смена оказалась такой резкой, что Григория ослепило, и он споткнулся.

А когда глаза его привыкли к свету, он оказался в большой комнате — не то мастерской, не то лаборатории, напоминавшей мрачные логова черных магов. Зрелище это настолько заворожило Григория, насколько и оттолкнуло. Как и зал внизу, обставлена комната была по-спартански. Несколько гобеленов, несколько столов, ряд составленных у стены книжных шкафов, полки которых были забиты свитками пергамента. Полной противоположностью скромности обстановки выглядел узорчатый пол. Посередине на нем были изображены какие-то знаки, но какие — с того места, где сейчас стоял Григорий, он разобрать не мог.