Я попыталась рассказать. Силилась выговорить слова, но они застревали у меня в горле, меня охватило чувство, для которого я не знала имени — я, словно в омут, провалилась в ярость, стыд и ужас от всего случившегося. Все происходящее — подготовка. Я хотела рассказать. Он забеспокоился, сообразив, что его неофициальный визит ради друга обернулся стратегической ошибкой. Он чертовски поплатится, если узнают, что он вел допрос в неформальной обстановке и ради кого-то другого. Никакой друг таких проблем не стоит. Даже потрясенная фотографией Клемми, я без труда читала его мысли. Когда я снова подняла глаза, он уже ушел. Даже не потрудился оставить визитную карточку.

39

39

Роберт настаивал на званом обеде, и я решила, что это разумная мысль. Он пригласил четыре пары: двоих его лучших друзей с женами и двух моих лучших подруги с парнями. Я не видела их несколько месяцев. Мы достали антикварный хрусталь матери Роберта. Три года назад он купил винные фьючерсы юга Франции, но ни разу не открывал премиальные бутылки, вино из Бордо, которое особо бередило его страсть к дорогому и абсурдному — в букете якобы присутствовал намек на свиной жир. В тот день он выставил сразу три бутылки. Были сигары, композиции из ранних весенних цветов от «Симпсонс». Он приготовил свой фирменный tarte aux pommes[13].

Пришли друзья. Вечер конца апреля холодом жался к нашим окнам, создавая восхваляемый нью-йоркский уют. Мы сидели за круглым столом на втором этаже вест-виллиджской квартиры и болтали о пустяках.

За третьей бутылкой вина жена одного из друзей Роберта задала поразительный вопрос. Она ходила в книжный клуб, где для дискуссии недавно выбрали биографию семейства Готти. По всей видимости, она не знала всех обстоятельств нашей с Робертом жизни. Никто ее не просветил. Она была слегка пьяна.

— Кто-нибудь из присутствующих знал кого-то, кого потом убили, причем убили намеренно? — спросила она, словно ничего подобного просто быть не может.

Роберт глянул на меня. С запястий у него только-только сняли повязки. Поджав губы, он взглядом просил меня потерпеть.

— Слышали когда-нибудь про пожар на фабрике «Триэнгл Шертвейст»? — спросила ее я.

Она покачала головой.

— Это случилось в тысяча девятьсот пятом в нескольких кварталах к югу отсюда. Погибли сто двадцать семь человек. Мне кажется, я знаю их всех. Мне кажется, я смотрела, как они горят заживо.

— Милая, — вмешался Роберт.

— Это считается? — спросила я глупую сучку.

Она моргнула, к нижней губе у нее прилипла пирожная крошка.

— И еще кое-что не дает мне покоя, — продолжала я. — Знаете, вся история с 11 сентября.