— Слева направо: месье Уэрво, мадемуазель Гарнье, Иван и Бернар, Жан и Надя Шовье…

— Подожди-подожди, — перебил девочку Сильвен, у которого голова шла кругом от этого перечисления. — Шовье… Это та самая пара, у которой похитили ребенка?

Но вместо ответа Тринитэ предостерегающе подняла вверх руку, требуя тишины.

— Так… эта запись сделана вчера около шести вечера… я в это время следила за вашей матерью в Ботаническом саду, — прошептала она, словно производя в уме какой-то рассчет.

Жан и Надя сидели в гостиной.

В этот момент к ним вошли три человека в плащах.

— Кто это? — спросил Сильвен.

— Копы, они все еще ведут расследование, — ответила Тринитэ, глядя на полицейских, явно выбитых из колеи последними событиями.

— Вот это комиссар Паразиа, — прибавила она, указывая на самого старшего из троих, который устало оглядывал комнату.

— Вы, конечно, уже знаете, что Протея Маркомира оправдали. Все указывает на то, что его самооговор был очередным рекламным трюком и на самом деле он не имеет к похищению детей никакого отношения.

— Да какое нам дело до этого психа? — нервно произносит Жан, поднимаясь и становясь рядом с Паразиа. — Мы хотим, чтобы нам вернули ребенка!

Явно удивленный тем, что собеседник выше него ростом, комиссар нехотя говорит:

— Не стану скрывать от вас, что в связи с недавними событиями практически вся полиция мобилизована на…

Он не успевает закончить фразу.

Из горла Нади вырывается стон, постепенно переходящий в вопль, от которого у окружающих, вероятно, трещат барабанные перепонки.

Это невыносимо.

Молодая женщина бьется на диване в истерическом припадке. Муж садится рядом с ней, гладит ее, пытается обнять, но она отбивается так, словно его прикосновения обжигают ей кожу.

«ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ОСТАВЬТЕ МЕНЯ ВСЕ В ПОКОЕ!»

Крик настолько громкий и пронзительный, что в динамиках слышится треск.

Не зная, что делать, Жан снова подходит к полицейским: