— Нет, почему. Это моя
Я намереваюсь задать очередной вопрос, но отец жестом приказывает мне молчать. Затем снова поворачивается к горизонту. Розоватый свет касается его лица, словно крыло райской птицы. Кажется, что его фигура плывет над водой; и даже его слова — ужасные, безумные — движутся, подчиняясь какой-то странной неслышной мелодии, окутывающей нас.
— Моя семья всегда была частью аркадийской аристократии. Если светлая раса никогда не знала иерархии, — он указал на белых обезьян, жмущихся друг к другу, — то наиболее знатные семьи темной расы постоянно боролись за власть.
На протяжении двух тысяч лет моя семья, точнее сказать, мой клан несколько раз занимал главенствующее положение. Роль правящего клана была непростой. Как любым владыкам, членам клана приходилось разрешать споры, сохранять нейтралитет в конфликтах, принимать законы, управлять подвластной расой, проявляя милость или суровость…
На его губах появляется легкая ностальгическая улыбка.
— Когда я родился, Аркадия все еще была раем для нас. Конечно, нас постепенно становилось все меньше, но равновесие по-прежнему сохранялось. Темная раса была мудрой и справедливой, светлая — кроткой и послушной. Что же касается знавших о нашем существовании людей, они нуждались в нас, поэтому нас защищали.
Мое детство было таким же, как у всех детей нашей расы. Магия, заклинания… Волшебная симфония деревьев, лесных запахов, спокойствия, детских шалостей…
Слегка повернув голову к Сильвену, он прибавляет:
— Словом, оно было очень похоже на твое, Сильвен…
Сильвен молчит. Будто оцепенев, он слушает исповедь этого незнакомца, который знает о нем все.
— Но это была недолгая счастливая пора, — продолжает отец убитым голосом. — Вскоре на нашу расу обрушилась ужасная болезнь. Это было похоже на какое-то проклятие… — Голос отца становится все тише. — Эта болезнь начиналась как обычная простуда… Но потом, очень быстро, тело начинало буквально распадаться, и больные умирали в страшных мучениях через две недели после появления первых симптомов…
Он смотрит под ноги, словно пытается уловить на поверхности воды образы из детства — образы своего потерянного рая.
— Сколько трупов я здесь похоронил!.. Сколько тел мы с родителями и братьями перенесли в другие места, прежде чем мои близкие сами не заразились!.. Сколько… — На глазах у него выступают слезы. — Сколько раз я видел эту землю устланной телами моих друзей, моих родных!.. И твоих, Тринитэ… Твоих предков…