60. ПРАЗДНИК В ПОСЕЛКЕ

60. ПРАЗДНИК В ПОСЕЛКЕ

— Эх, Дарена, сердце мое, ну что ты там? Водка греется!

Даша улыбнулась, протягивая резную хрустальную рюмочку над столом. Смотри-ка, давно уж подарены, а все не побиты. Хотя, дюжины не насчитать, вон у тарелок стоят и цветные, золоченые по-дурацки.

Свояк, красавец, натягивая на широких плечах синюю рубашку со сбитым уже набок гастуком, скалил в улыбке прокуренные зубы, подмигивал, кивал подбородком на дверь, намекая, мол, сейчас мы с тобой, Дарена-свояченица, ото всех убежим. Это дежурная шутка была у него, у Леонида, но сестра так и не привыкла за десяток лет и, ловя под столом младшую, вытирая ей мокрый нос, краснела широким лицом и хмурила светлые бровки. А потом на Дашу кидала взгляд быстрый и настороженный, как ножичком резала. В нем все и написано «против моего красавца кто устоит? Хоть ты мне и сестра родная, но смотри!»

Даша уж и с Ленчиком говорила, просила, пусть бы сестру не изводил, и Маше сто раз клялась, смеясь, зачем ей чужой мужик, хоть раскрасавец. Но та все равно, как взревет благоверный после третьей рюмки, так сразу глазами-ножичком по лицу ззын.

Приняла полную рюмку и стала держать на весу, следя — не накапать на стол, а поставить нельзя, расшумятся. Надо ждать, пока Ленчик густые кудри, сединой битые, пятерней на лоб закинет и скажет, сочно, громко да долго. Любил свояк тосты длинные и витиеватые, после восьмой иногда забывал, с чего и начал. Но к тому часу уже никому и не надо, о чем речь. Подождут, пока замолчит, воздуха набирая, и лезут чокаться, да и пьют, делов то. Ленчик не в обидах, ему и так весело. Вот родила приморская степь такого — все ему в смех да в радость. А что грустить, дом полная чаша, жена красавица, деток двое и вот уже третий Машке живот поднимает. И выступает жена павой, руки под грудью складывает и лицом делается, как положено — умильная да достойная. Но когда Ленчик начинает баловаться, мол, сейчас сестру старшую уволоку в сараюшку, то от умильности и следа не остается.

Когда еще не знала, что беременна, курила с Дашей за сарайкой втихомолку и говорила ей быстро, запинаясь:

— Ты, Дарька, не злись, ну люблю дурака, люблю. Как заиграет, у меня ажно сердце из груди скок. И знаю — играется, а все одно боюсь, бросит с дитями и убежит к молодой.

— Ну какая ж я молодая, Маш, на пять лет тебя старше, не смеши.

— Да. Он ведь еще и к Лидухе рыжей, и к Светке.

— К Светке? Да ей только вот паспорт дали!

— Да-а-а, не только дали, ей уж двадцать три! Потому тебя и прошу, по-родственному, ты его не гони, поулыбайся. С тобой-то пусть шутит, ладно уж.