Ему не требовалось смотреть ей в глаза, чтобы почувствовать, как мало мисс Пройслер поверила такой интерпретации. Она не была ни глупой, ни бесчувственной — эпитеты, которыми он часто награждал ее в мыслях, и не только, за последние годы, хотя ему самому давно стало ясно, как он несправедлив по отношению к ней. Не было в ней ни того, ни другого. Совсем наоборот. Пусть на свой лад, сформировавшийся в условиях жестких правил маленького обывательского сообщества, пусть в манере, к которой трудно найти подступы, но она была женщиной в высшей степени умной и участливой, даже если в секунду могла превратиться в фурию.

— Если мы переживем эту ночь, профессор, — сказала она, — то обещайте, что расскажете мне эту историю.

— В чем я сильно сомневаюсь, — язвительно прокомментировал Грейвс таким громоподобным голосом, который совершенно не вязался с тем, чем он закончил свою речь: — Нижайше прошу простить, что прерываю ваше задушевное воркование, однако вынужден вас просить: захлопните, наконец, пасти!

Последние слова он выкрикнул, давясь от гнева. Мисс Пройслер ничего не сказала, только прищурилась и посмотрела на него пристальным взглядом. По разумению Могенса, не потому, что ей нечего было ответить, просто она считала ниже своего достоинства вообще реагировать на такое вопиющее поведение. На его же лице отобразилось полное недоумение и даже испуг. Грейвс довольно кивнул, скривился в улыбке и чеканным шагом замаршировал дальше.

Только удовлетворение его было напрасным. Реакция Могенса последовала вовсе не на грубый тон — запугать его этим уже давно было невозможно — просто на долю секунды у границы светового луча мелькнуло нечто.

Разумеется, он не увидел Дженис во плоти, да ее там и не было — впервые он осознал это с отчетливой ясностью, — но в то же время он знал, что где-то там впереди, среди теней, она ждет его. И так же впервые он ощутил, что в этой мысли нет ничего пугающего или нагоняющего ужас, напротив, она несла в себе успокоение.

— Что за невозможный человек! — наконец высказалась мисс Пройслер так громко, чтобы Грейвс слышал, но не настолько громко, чтобы не понять: это предназначено не для его ушей.

На сей раз Грейвс и не отреагировал, разве что ускорил шаг, пока не добрался до кучи обломков и не остановился. Том собрался было вскарабкаться на эту гору, но Грейвс остановил его жестом, другой рукой он махнул Могенсу и мисс Пройслер, чтобы они поспешили.

— Прошу прощения за грубый тон, — сказал он, когда они подошли. — Просто я… немного нервничаю.

Мисс Пройслер даже намеком не дала понять, что отпускает ему грех.