Странное ощущение, когда знаешь, что за тобой наблюдают, даже изучают тебя. Это влияет на все, что ты делаешь, на то, как ты себя ведешь, — вплоть до позы. Влияет на то, как ты облизываешь губы, на то, как ты смотришь — или не смотришь — на себя в зеркало, за которым таятся твои тюремщики. Если бы лабораторные крысы знали, что за их поведением следят самым внимательным образом, то все эти эксперименты с лабиринтом, в конце которого лежит кусочек сыра, приобрели бы дополнительное измерение.

Эф предвкушал вопросы фэбээровцев, возможно, даже в большей степени, чем они предвкушали его ответы. Он надеялся, что сами формулировки вопросов позволят ему ощутить, куда движется расследование, и, если это получится, он сможет выяснить, в какой степени органы правопорядка и сильные мира сего представляют себе размах нынешней вампирской инвазии.

Когда-то он прочитал, что, если подозреваемый засыпает в ожидании допроса, это служит важнейшим признаком его виновности. В качестве доводов приводилось что-то довольно смутное: мол, невозможность физического проявления тревоги изнуряющим образом действует на мозг виновного, к этому добавляется неосознанное желание спрятаться или бежать, — а то и другое вместе вызывает сонную реакцию.

Эф был крайне измотан, все тело болело, но сильнее всего он испытывал… облегчение. С ним, Эфраимом Гудуэдером, покончено. Он арестован. Взят под стражу федералами. Больше — никакой беготни, никакой борьбы. И уж во всяком случае Сетракяну и Фету от него было совсем мало пользы. Теперь, когда Зак и Нора благополучно покинули зону заражения и несутся в вагоне поезда на юг, в Гаррисберг, Эфраиму казалось, что лучше уж сидеть здесь, в ФБР, на штрафной скамье, нежели чем отсиживаться там, у Фета, на скамейке для запасных игроков.

В комнату вошли двое агентов ФБР. Не представившись, они надели на Эфа наручники, и это показалось ему странным. Агенты сковали ему руки не за спиной, а спереди, затем подняли Эфа со стула и вывели из комнаты.

Они прошли мимо камер, по большей части пустых, к лифту, который приводился в действие с помощью ключа. Пока они ехали вверх, никто не произнес ни слова. Двери лифта раздвинулись. За ними оказался служебный коридор, лишенный каких бы то ни было украшений, и агенты провели по нему Эфа к короткому лестничному пролету, упиравшемуся в дверь, которая, очевидно, вела на крышу.

Так и есть. Крыша. А на ней вертолет. Его винты уже набирали обороты, — их лопасти со свистом рассекали ночной воздух. Было слишком шумно, чтобы задавать какие-либо вопросы, поэтому Эф, пригнувшись, дошел с агентами до птички, залез в ее брюхо и плюхнулся на одно из сидений. Агенты уселись рядом и застегнули на Эфе ремень безопасности.