— Я знаю, у тебя неприятности.

— Дело не во мне. Я хочу, чтобы ты слушала и не теряла самообладание. По городу распространяется вирус. Это что-то… невероятное… худшее из всего, с чем мне приходилось сталкиваться.

— Худшее? — Келли побледнела. — Атипичная пневмония?

Эф чуть не улыбнулся. Какой абсурд.

— Я хочу, чтобы ты взяла Зака и уехала из города. Матт тоже. Как можно скорее, прямо сейчас… и как можно дальше. Я хочу сказать, подальше от населенных мест. Твои родители… Я знаю, ты не любишь у них одалживаться, но они до сих пор живут в Вермонте, так? На вершине холма?

— Что ты говоришь?!

— Поезжай туда. Хотя бы на несколько дней. Смотри новости, жди моего звонка.

— Подожди, это ведь у меня паранойя, а не у тебя. Это я готова чуть что бежать сломя голову? Но… как насчет школы? Как насчет моей работы? Учебы Зака? — Она сощурилась. — Почему ты не скажешь мне, что происходит?

— Потому что тогда ты не уедешь. Просто доверься мне. Уезжай и надейся, что нам удастся каким-то образом остановить эту заразу и все быстро закончится.

— Надейся? — переспросила Келли. — Вот теперь ты меня действительно пугаешь. А если вы не сможете остановить? И… если что-то случится с тобой?

Он не мог стоять перед ней и выслушивать те самые сомнения, что терзали его.

— Келли… мне пора.

Он попытался уйти, но она схватила его за руку, заглянула в глаза, чтобы убедиться, что возражений не будет, потом обняла. То, что началось с символического объятья, переросло в нечто большее, она крепко прижалась к Эфу.

— Мне очень жаль, — прошептала Келли ему в ухо, а потом поцеловала в небритую щеку.

Улица Вестри, Трайбека

Улица Вестри, Трайбека

Окутанный ночью, Элдрич Палмер ждал, сидя на жестком деревянном стуле в патио, расположенном на крыше нижнего из двух прилегающих друг к другу домов. Темноту разгонял лишь газовый фонарь в углу. Пол был вымощен квадратными керамическими плитками — старинными, давно выбеленными солнцем. Низкая ступенька вела к высокой кирпичной северной стене. Рифленая терракотовая черепица покрывала верх стены и навесы с обеих сторон широких дверей под арками, которые вели в дом. Позади Палмера у оштукатуренной белой бетонной стены стояла безголовая статуя женщины в развевающихся одеждах, ее плечи и руки потемнели от времени. Каменное основание увивал плющ. Хотя на севере и востоке виднелись более высокие здания, патио оставалось укрытым от посторонних взглядов, насколько это возможно на крыше дома в центре Манхэттена.

Палмер сидел, прислушиваясь к звукам города, доносившимся снизу. Звукам этим предстояло смолкнуть в самом скором времени. Если бы те, кто находился внизу, представляли себе, что несет им эта ночь. Все радости жизни становились куда более ценными на пороге надвигающейся смерти. Палмер это знал лучше многих. Больной с самого детства, он всю жизнь боролся со своим недугом. Иногда просыпался утром в изумлении, потому что не ожидал увидеть еще один день. Большинство людей понятия не имели, каково это, мерить жизнь рассветами. Хорошее здоровье даровалось им от рождения, и жизнь представлялась бесконечной чередой дней, незаметно переходящих один в другой. Они не чувствовали близости смерти. Не ощущали нависшей над ними тьмы.