Калитка с треском открылась, и молодой потопал по песчаной дорожке, на иностранный манер обложенной бортиком из белого кирпича, а в образовавшийся проход уже заглянул обладатель экзотической прически.

Дом был на сигнализации, но констрикторов этот факт волновал мало, впрочем, сейчас вряд ли кто-либо стал бы обращать на нее внимание — полицейские участки пустовали или были перегружены работой совсем другого рода, — и уж тем более ее завывания не впечатлили разбившего окно человека в клетчатой рубашке. Он неторопливо перелез через подоконник, затем его примеру последовал и молодой.

Если бы в доме осталась хоть одна живая душа, ей бы довелось понаблюдать любопытнейшую картину — очутившись внутри помещения, констрикторы «выздоровели» на глазах: исчезли «характерные плавающие движения», на только что тупых лицах появилось осмысленное выражение, и оба, переглянувшись, захохотали.

— Ты — гений, Вороной, — подмигнул парень со стрижкой «отросший ноль».

— Кончай базарить, — отозвался тот. — У нас еще полно работы.

Он похлопал своего сообщника по плечу и широким, демонстративным жестом распахнул дверцу ближайшего шкафа.

* * *

— Мы что, снова должны куда-то идти? — удивилась Эльвира, массируя уставшие от долгой дороги ноги.

— Телефон не работает, — не глядя на нее, отозвался Рудольф. Ему все еще не верилось, что все происходит наяву, и от этого он ощущал тяжелую пустоту в душе. — А я должен…

— Что вы должны? — устало проговорила журналистка. — Когда начинается светопреставление, никто уже ничего не должен! Нужно думать, как нам выбраться из города, а все остальное — слова.

— Пожалуйста, я вам не помеха, — пожал он плечами. — А мне надо, во-первых, дозвониться до жены, — уточнять, что Альбина всего лишь его невеста, Рудольф не собирался, — а затем подумать, что я могу предпринять. В конце концов, я обязан…

Рудольф запнулся — он и сам не мог сформулировать, что именно и кому он был обязан. Он знал, что должен что-то сделать, иначе перестанет уважать себя, — и ничего кроме.

…В горах часто все зависит от действий каждого. Или в любом месте, где человека подстерегает опасность?

Рудольф очень не любил себе в этом признаваться, но в нем уживалось сразу две личности — с разными жизненными установками, с совершенно не похожим типом поведения. Он ухитрился убедить себя в том, что это не так, что он целостен и един — но пропасть последнее время между этими двумя разрослась, угрожая уничтожить какую-то из частей. Какую именно, догадаться было несложно; второй Рудольф возникал обычно ненадолго — в горах, во время отпуска, в то время как первый занимался упрочением своего положения и делал это весьма профессионально во всех смыслах этого слова. Сама избранная им дорога заставляла порой петлять, порой хитрить и ловчить, надеясь лишь на самого себя, в конечном случае, и работая. В коридорах того учреждения, куда забросила его судьба, было не принято «идти в одной связке», а если этот термин и использовался порой, то обозначал союзы и блокировки совсем другого типа, чем в основном его значении.