Дино ухмыльнулся:

- Уж лучше вы к нам.

Нилыч приоткрыл дверь, сердце Дино зашлось в счастливом ожидании. Вот сейчас, ещё мгновенье, и он увидит, наконец, ту, с которой ему суждено проживать водоворот всех жизней и ради которой он согласился заплатить любую цену. Они выехали на улицу и надежда, которой он жил всё это время, рассыпалась в прах. Лизы не было!

Дино глотнул свежий морозистый воздух. Лёгкие обожгло непривычным чувством свободы. Но, бесчувственная и неживая, она не радовала, как и сама природа вокруг.

Зима в этом году выдалась капризная. Дождь в декабре - виданная ли штука? И все деревья, провода, машины превратились в застывшие скульптуры, покрытые толщей льда. Ветви деревьев не выдерживали тяжести, заковавшей их в цепкие оковы, пригибались всё ниже и ниже и с треском обламывались, наполняя горестным хрустом всё вокруг.

Уж если могучие, уверенные в своей мощи деревья ломаются от недружелюбных сил, желающих сковать их своим холодом, что говорить о такой крохотной песчинке Мироздания. Человеке. К тому же калеке. Слёзы застыли в нём, сковали его сердце ледяным панцирем. Жизнь внушала ему отвращение и отчаянье.

Главврач пыхтя спустил тяжёлую коляску по крутым ступенькам и тут сердце Дино вновь радостно затрепетало. Надежда, только что умершая, хрупко оживала. Не дыша, боясь сдуть прекрасное видение, он вглядывался в одинокую фигурку, спешившую им навстречу по длинной, очищенной ото льда, аллее. Затянутая в чёрное, она сиротливо смотрелась на фоне закованных в холод, окоченевших деревьев.

- Ну что, с Новым годом тебя, Снегин, - ободряюще похлопал Нилыч Дино по плечу. - С новой жизнью. Бывай! - и сунул в руки бывшего архивариуса увесистый этюдник с красками - всеми его нехитрыми пожитками.

По мере того, как фигурка приближалась, трепетные ощущения угасали. Дино помрачнел.

- А, чуть не забыл, - встрепенулся Павел Нилович. Он что-то достал из кармана своего халата и вложил в руку Дино какой-то шнурок. - Это ведь, кажется, твоё.

На ладони с тонкой плёнкой кожи на плохо затянувшихся рубцах от кинжалов Тарнхари лежала золотая свастика, заряженная когда-то терафимом. Дино с отвращением посмотрел на бесполезную побрякушку, стыдливо сжал ладонь в кулак и поднял глаза.

Перед ним смущённо улыбалась Елена Белзье. В тоненьком пальтишке, в тугом шарфе на голове, сдерживающем непокорную шевелюру стояла она посреди этих застывших на деревьях слёз, которые звенели стеклянными колокольцами, изливались печальным перезвоном под налетевшим ветерком.

Она так и не оправилась после ужасной смерти мужа и хранила траур все эти месяцы.