Но в тот раз, когда Галя тайком удрала на луг, Маша-Миша и не думала умирать. Спустив с бедер свои грязные шаровары, она лежала, растопырив короткие ноги на траве, и поверх нее трепыхался — тоже в спущенных штанах — какой-то пьяный ублюдок.
Галя остолбенела. Вот, оказывается, как это происходит! Именно этим занимались ее родители на своей мерзко скрипящей кровати! Она стояла, как вкопанная, и смотрела во все глаза, не заметив, как к ней подошла мать.
На этот раз ее отлупили широким солдатским ремнем. Было больно, но она плакала от унижения, от сознания того, что ее бьет мать…
И еще одну порку она получила в детстве. Живя в одной комнате со своим девятнадцатилетним братом, она случайно нашла в его письменном столе пакет с презервативами. Значит, ее брат тоже… Это было для нее потрясением. Ее брат! Ленька!.. Не задумываясь о последствиях, она побежала к матери. Молча взяв из рук дочери пакет, Таисия Карповна отвесила ей пощечину, потом еще и еще…
Таисия Карповна была женщиной смиренной, целомудренной и строгой. Она смиренно восприняла ярость мужа, когда тот замахнулся на свою пятнадцатилетнюю дочь за то, что та непочтительно отозвалась о личности какого-то коммунистического вождя. Не принадлежа к числу пугливых, Галя еще более язвительно повторила свою насмешку. Павел Глебович ударил дочь, и она немедленно ответила ему тем же. Но Таисия Карповна ухватила Галю за руки и смиренно держала ее до тех пор, пока Галины очки не свалились под градом ударов на пол и сама она, близоруко щурясь, не прекратила сопротивление.
— Бесстыжая, — строго и укоризненно произнесла Таисия Карповна, — как ты посмела замахнуться на своего отца!
Сплюнув, как это делали уличные мальчишки, Галя пошла прочь, даже не подняв разбитые очки.
В ее присутствии Павел Глебович никогда не говорил о политике. По ночам он слушал официально запрещенные радиоголоса в присутствии смиренно молчавшей жены, но стоило Гале заглянуть к ним, как он тут же сбавлял громкость, а то и вовсе включал Москву. Павел Глебович не доверял своей дочери, считая, что что-то в ней не так, не зная толком, что именно. Иногда он думал о том, что она чем-то похожа на его старшего брата Константина, бесследно сгинувшего в славные сталинские времена: то же самое упрямство, та же несговорчивость. И даже во внешности у них было что-то общее: горящие черные глаза, гладкие черные волосы, чувственные губы. В славном тридцать восьмом году Константин не явился на институтский субботник, и его вызвал к себе ректор. Войдя в начальственный кабинет, строптивый студент плюхнулся в массивное кресло, положил ногу на ногу и закурил. У ректора очки поползли на лысину.