Постовой слышал только то, что доносил ветер, и ему казалось, что человек рыдает. Сегодня был трудный день для всех. И его дела вершили простые люди, которым свойственны слабости. Постовой был не просто старшиной, который прослужил в милиции больше семи лет, но еще он был мудрым человеком, чтобы понимать страдания других.
Когда он вернулся с помощью, министра возле площадки с мертвыми телами уже не было.
Это напоминало старую печную топку. Раскаленные полуобвалившиеся кирпичи неровностями и провалами таращились внутрь длинного коридора, по которому струился дрожащий раскаленный воздух. Стены дышали смертельным зноем, светились красным огнем, на выступах сверкая белым и желтым раскалом. Под невидимым потолком текла густая огненная река, иногда в своем спокойном течении взрываясь грохочущими фонтами огня, которые, достигая пола, заваленного острыми кирпичными крошками, опаливали дно коридора. Его даль тонула в качающемся жидком мареве мертвого воздуха.
Огненное облако, оглушительно завывая тысячами голосов невидимых монстров, вырвалось из начала коридора, выплюнуло из своей утробы мокрый, красный и липкий комок, ударило его о дно, и с реактивным грохотом взмыло в огненную реку, разлилось в ней и стихло.
Комок дернулся и развернулся. Это был человек. Он корчился, выгибался мостиком, стараясь избавиться от боли ожогов, но ее невозможно было избежать — все вокруг было болью. Он кричал, катаясь по камням, но его мука была бесконечной. Его крик жадно поглощался огнем в высоте коридора.
Эта мысль, пробила обжигающую пелену боли. Но он испугался того, что может еще думать во время этой боли, и забился, стал извиваться на полу коридора, как червяк, попавший на раскаленную сковороду. Но мука была прежней, и не было никакого спасения от нее.
Упорная мысль возникла вновь, и на какое-то мгновение боль отступила. Она не оставила его настрадавшееся тело, а только немного отстранилась, словно стала в стороне, наблюдая за реакцией жертвы.
Другая мысль догнала первую:
И за нею обвалился камнепад мыслей. Они громоздились, порождая в человеке изумление, страх, досаду, отчаяние, но скоро угомонились и выстроились в ровный ряд разума.
Саша понял, что полностью от боли не избавиться. Надо было примириться с нею, уговорить ее своими мыслями. Пусть грызет, но не съедает.
Он поднялся на ноги и осмотрел то место, куда попал после того, как шагнул в распахнутую дверь в иконостасе. Коридор, наполненный смертью, огнем и одиночеством, был перед ним. Он был так огромен, что тело Александра казалось микроскопичным рядом с высокими стенами. Далеко вверху колыхалась и вспыхивала бесконечная река из огня, которая текла ниоткуда и втекала в никуда.