– Налейте мне чего-нибудь, да покрепче! – обратился он к бармену, усаживаясь на высокий стул возле стойки.

«Что-нибудь, чтобы забыться…» Пил большими глотками крепчайший ямайский ром, не пьянея, и размышлял над случившимся. «Вот и ты, глупый мальчик… – думал про Оуэна, – ломишься в душу брата, словно в закрытую дверь, уверенный, что та заперта изнутри! А дверь открывается просто, достаточно потянуть ручку на себя…»

Бармен, натирая стаканы, украдкой поглядывал на седовласого мужчину, сидевшего у барной стойки в глубокой задумчивости. А Монсеньор думал о том, что в последнее время Марк слишком легко гибнет. Он уже не помнил, когда тот доживал хотя бы до тридцати. Хорошо быть безрассудно отважным и бросаться грудью на амбразуру, зная, что и эта жизнь не последняя. Тоже мне Аника-воин! Чем, собственно, ты отличаешься от Оуэна, убивающего себе на потеху? По крайней мере, тот и не скрывает, что ему просто нравится убивать! Ты же губишь одну за другой жизни молодых ребят малодушно – из боязни признаться самому себе в собственном нежелании жить. Ни сейчас. Ни потом. Нигде. И нет тут никакого выхода. И свет не собирается забрезжить в конце туннеля. Есть только выбор. «На чью же сторону встанешь ты?» – думал уже о себе Монсеньор.

Он боялся посмотреть себе за спину. Боялся увидеть отвратительные обрубки искалеченных, обломанных крыльев. Невозможность даже не взлететь, а хотя бы расправить их, делала его больным, на грани помешательства. Не дающий дышать, липкий мрак расплывался перед глазами чернильным пятном, и когда-нибудь, он знал это, однажды он уже не сможет вернуться из этого мрака. Но заскорузлые от запекшейся крови веревки, напоминая о себе, грубыми узлами врезались в тело, останавливая на время бесполезные попытки, монотонно, вновь и вновь, расправить несуществующие крылья. А голос не умолкал.

– Убей его, и свет больше не будет резать тебе глаза! Все погрузится во тьму! Убей Свет и принеси мне его голову!

Этот голос рокотал в ушах подобно урагану.

– Отдай мне его голову, и ты больше не будешь парией! Я навсегда освобожу тебя от крыльев. Я дам тебе ту жизнь, которую ты так хочешь. Ты сможешь забыть все – я обещаю!

Набегающей на песок волной мягко шелестел голос, уговаривая его. И безумно желавший освободиться от этого голоса, он убил Свет. Отрубил голову, схватил за перепачканные кровью серебристые волосы и протянул тому, кто обещал ему свободу. Мертвая голова смотрела на него ничего не видящими глазами брата, и он закричал.

– Марк, очнись! Очнись!

Кто-то тряс его за плечи. Марк открыл глаза. Над ним склонилось встревоженное лицо Байи.

– Это опять началось, да? Тебе снится тот самый кошмар?

– Прости, я не хотел тебя пугать… – Марк сел на кровати, привалился спиной к стене. Вяло подумал, закончится ли когда-нибудь этот проклятый день, часы показывали лишь начало десятого вечера.

– Я знаю, не извиняйся…

Имонн приткнулся к нему под бок, он обнял его, и оба затихли в темноте, в тишине, без движения. Дождавшись, пока мальчик уснет, Марк отнес его на другую кровать, накрыл покрывалом.