– Ну, рассказывай! – кивнула ей Лялька, не замечая надменности своего кивка.

– Хорошо, – согласилась Инна, она всегда соглашалась с подругой. Еще со школы. – Рассказывать особенно нечего. Бизнесмен. Зовут Виктором… – начала она.

– Какое интересное имечко. Как раз для победителя, – перебила та, презрительно прищурившись, – он случайно не из тех, кто пришел, увидел, захватил, а после еще и нагадил?! – Лялькин взгляд из-под густой челки стал инквизиторским.

– Ну зачем ты так? – обиделась Инна.

Презрительное отношение Ляльки к сильному полу порой вызывало у нее недоумение, но уже в школе та лихо расправлялась со всеми своими кавалерами, всех мастей и возрастов. Было в ней что-то буйное, ненасытное. Хищница, охотница за «скальпами», она прямо шагала по «трупам». Будь это разрешено, часто думала Инна, подруга действительно украсила бы стены своей спальни мужскими скальпами. И не скажешь, что мстила мужчинам за свое обездоленное детство.

Девочка выросла в хорошей, дружной, а по советским меркам – так вообще в элитной семье. Отец Ляльки, с непримечательной внешностью сотрудника одного солидного ведомства на Лубянке, где до недавних пор в каждом кабинете полагалось висеть портрету «железного Феликса», был большим начальником, дочь любил, но по-глупому не баловал. Вероника Юрьевна, младшая из сестер видного столичного партократа, на работе, в Министерстве Культуры, холодная и строгая, в своих деловых костюмах, очках, с прической классной дамы, была дома доброй и отзывчивой, отличной хозяйкой, любила мужа и души не чаяла в своем единственном чаде. Когда кто-нибудь удивленно спрашивал у родителей подруги, откуда у них такая красавица дочь, мать Ляльки обычно шутила:

– А это, – говорила она, – непорочное зачатие!

«Ой, какие вкусняшки!» Радостный голосок дочки напомнил ей об обязанностях матери и хозяйки. Инна посмотрела на подругу.

– Он понравится тебе. Надеюсь. Малышу вот нравится… Вернется из командировки, я вас познакомлю… – говорила она и улыбалась, быстро накрывая на стол.

Лялька перестала изучать ее лицо, пультом включила телевизор. Шли новости. Набив щеки конфетами, Аришка тут же прильнула к ней и с таинственным видом что-то зашептала на ухо, по секрету. Инна незаметно, с легкой виноватостью вздохнула. У подруги было право тревожиться.

Разве не Лялька заботилась о ней, когда, утратив привязанность к годовалой дочке, утратив привязанность к себе, к миру в целом, безучастная ко всему, она лежала пластом на кровати? С головой накрывшись одеялом. Разве не Лялька кормила ее с ложки, заставляя хоть что-нибудь съесть? Сердито нашлепав по щекам, тащила в ванну и нещадно терла мочалкой, чтобы она почувствовала, что тело ее пока не умерло. Для нее привезла из Германии щенка немецкой овчарки. Заплатила за его выучку, чтобы с таким телохранителем Инна больше не боялась выходить на улицу и не вздрагивала всякий раз на раздавшиеся за спиной шаги. Малыш никого не подпускал к ней ближе, чем на три метра. Да и кто бы захотел подойти, услышав его угрожающее рычание?! Тетя Ника, дядя Володя – родители Ляльки, они все заботились о ней. И постепенно в ее жизнь вернулись краски. Зарубцевалась рана. Она заново научилась улыбаться. Жизнь наладилась…