Он отвел руку с молотком, и со всей силы обрушил на ноги мальчика, раздробив коленные чашечки. Королев страшно захрипел.

Игорь открыл рот, чтобы закричать, но выдавил лишь слабый писк. Оглушительный хруст раздробленных костей все еще звучал в его ушах.

Судья разжал пальцы. Королев приземлился на сломанные ноги. Истошный вопль боли огласил округу.

Но дети и родители на детской площадке вели себя странно. Одни продолжали играть, другие — умиляться. Лица походили на застывшие маски. В их счастье и безмятежности проглядывала фальшь, словно мертвые притворялись живыми.

Судья опустил молоток. Глядя на Королева, который катался по земле в корчах, сказал:

— Ты никогда больше не сможешь ходить.

Игорь смотрел, как черная фигура неумолимо приближается. Горло пересохло, язык окостенел.

Судья навис над ним.

— Теперь ты понимаешь, что за грех всегда наступает расплата?

Мальчик открыл рот, чтобы крикнуть: «Да, да, я понял! Я больше не буду! Не трогайте меня!»

Игорь не выдавил ни звука. Его трясло. Он пал на колени, рыдая.

Ни поза, ни голос Судьи ничего не выражали:

— Люди… только так вас можно чему-нибудь научить. Я обвиняю человеческий род в том, что вы сделали меня убийцей. Не будь вы такими, моя душа была бы спасена.

На площадке для игр кричали дети.

В голосе Судьи появилась теплота:

— Не бойся. Я отпускаю тебя. Ты достаточно напуган. Иди и расскажи всем, что видел.

Судья повернулся, скорбно глядя на игры детей. Детей, которые никогда не станут взрослыми.

Он закрыл глаза. Тупая боль била в висок. Боль всех обиженных, которую Он чувствовал, как свою.