Светлый фон

Но я не об этом. Ты знаешь, как трудно подобрать слова, чтобы выразить истинные чувства. Оскорбить, наплевать в душу гораздо легче. Какими словами выразить то, что я чувствовал к тебе? Никогда этого не умел. Поэт сказал об этом лучше меня.

Прощай, Инна, прощай навсегда. Дай Бог тебе счастья. Тебе и нашему ребенку.

Прощай.»

Инна возвращалась домой по улицам древнего города, и плакала. Плакала от чувства бесконечной тоски и одиночества.

Она плакала, потому что шла там, где Павел никогда не будет ходить. Никогда не увидит этого мрачного, сурового неба. Плакала, потому что знала: когда придет домой, сделает то, чего Павел никогда не сможет сделать — обнимет дочь.

Инна закрыла дверь квартиры, сняла плащ. Прошла в гостиную. Работал телевизор. Вероника лежала на диване. Она спала. Пульт выскользнул из ослабевших пальцев на ковер.

Выключив телевизор, Инна достала из шкафа любимую дочкой «тигровую шкуру» (плед в оранжево-черную полоску). Накрыла Веронику. Села на край дивана, убрала со лба дочери волосы.

— Да, — пробормотала Вероника, причмокивая во сне губами. — Я знаю… знаю.

Инна улыбнулась, но в следующий миг сердце кольнула тревога. Вероника постоянно разговаривает с невидимками, во сне и наяву. Ей следует чаще общаться с другими детьми. Но она такая чуткая, ранимая. И так много понимает. Глаза смотрят пытливо и задумчиво, с затаенной грустью. Другие дети такие шумные и жестокие. Впрочем, их родители не лучше. Нет, Вероника не человек — ангел.

Инна поправила плед, вышла на кухню.

На столе лежал альбомный лист. На фоне красного сердечка — желтыми буквами: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.

Инна прикусила губу, глаза увлажнились. Всю жизнь ее били и унижали. А тут — простые, искренние слова, которых она всю жизнь отчаянно ждала, как нищий ждет куска хлеба. Как она могла родить такое чудо? Как могла вынести во чреве из мрака прошлого дитя света?

Да как же люди могут ссориться и убивать друг друга, когда есть Вероника! Но люди ничего не знают о ней. И не должны узнать. Мир не должен отобрать у нее дочку, не должен причинить ей вред. Не должен сделать Веронику такой же, как все остальные.

В четыре вечера Вероника проснулась.

Инна села на край дивана.

— Выспалась?

— Да, — Вероника, сонно моргая, смотрела на мать невинным взглядом.

— Смешная ты у меня.

Инна погладила дочь по голове.

— Ты тоже смешная, мама.