Инна рассмеялась.

— Я? Почему?

— Ты все время всего боишься. А не надо ничего бояться. Особенно из-за меня.

Инна, наоборот, ощутила укол страха. Опять дочка говорит этим взрослым, серьезным тоном! И этот проницательный взгляд! В такие минуты дочь становилась чужой… если бы не была так похожа на отца.

— Не обращай внимания, — сказала Инна. — На то мы и матери, чтобы тревожиться.

— А. Я поняла.

— Что ты поняла?

— Мать — это существо, которое всего боится.

Инна рассмеялась.

— Ты разговаривала во сне.

— Да, — сказала Вероника. — Я видела папу.

— Папу? — Инна схватила дочь за руку, снова тревожась. — Доченька, как он выглядел? У него были длинные ногти? Он стоял в яме и звал тебя к себе?

— Нет, — Вероника скривила губы и одновременно нахмурила брови, да еще наморщила нос. — Зовут к себе мертвецы. А папа живой.

— Нет, Вероника. Папа умер. Я сама видела. Папа в деревянном ящике, лежит под землей.

— Папа не может лежать под землей, — серьезно сказала Вероника. — Если папа будет лежать под землей, он задохнется.

— Папа не может задохнуться, — сказала Инна, чувствуя себя все большей идиоткой. — Папа не дышит. Он умер.

— Нет, не умер. Он просто снял костюм.

— Какой костюм?

— Который в ящик положили, да в землю зарыли, — пропела Вероника, выпростав из-под одеяла ручку. Поднесла к глазам ладонь, пошевелила пальчиками. С любопытством глядя, как они шевелятся, сказала:

— Папа вылез из костюма. Он теперь там, — она сжала ручку в кулачок, вытянув указательный палец, который указал на потолок.