— Что вы тогда предлагаете? — спросила Люси.

Но ответа она не получила — кресло было пусто.

Люси вскочила на ноги и прошлась по комнате, словно надеялась, что Лудд где-то прячется, хотя это было глупо.

— Черт их возьми! — выругалась она, не скрывая досады. Через мгновение она сказала: — Простите меня, мистер Блейк.

— Не извиняйтесь, — ответил он как всегда добродушно.

— Я в полном отчаянье! — воскликнула Люси, чувствуя себя обиженным ребенком. Несправедливость всего этого доводила ее до бешенства. — Почему они никогда ничего не говорят прямо? Почему они не могут мне сказать, что именно я должна сделать? Почему они всегда выражаются туманно и неясно? Я от этого с ума схожу.

Мистер Блейк улыбнулся:

— С ними надо набраться терпения, Люси. Наш мир для них так же труден для понимания, как их мир для нас. Он не хотел вас рассердить. Наоборот, старался изо всех сил изъясняться ясно, но вы были для него так же расплывчаты и уклончивы, как он для вас.

Это замечание изумило Люси, но в то же время успокоило. По крайней мере, Лудд не играл с ней как с игрушкой.

— Мне необходимо в Харрингтон. Я должна попасть в дом мистера Баклза и забрать у него то, что у него есть, что бы это ни было.

— Да, — сказал Блейк.

— Конечно, — согласилась с ним миссис Эмет. — Ваш отец не хотел, чтобы вы отправлялись туда одна, но почему бы не попросить его брата составить вам компанию?

Люси с удивлением посмотрела на миссис Эмет:

— У него не было брата. Дядя Лоуэлл никогда не пойдет на такую жертву ради меня, к тому же он не кровный родственник, а муж сестры моей матери.

— Не о нем речь, — сказала миссис Эмет. — Не кровный брат, а брат по обществу розенкрейцеров.

Люси смотрела на нее в изумлении, ничего не понимая. Ей казалось, что пол у нее под ногами заходил ходуном.

— Что вы хотите сказать, миссис Эмет? Мой отец был розенкрейцером? Был членом того же ордена, что и мистер Моррисон?

— Ну да, — ответила миссис Эмет. — Разве вы ничего не знали? Они обожали друг друга. Отец относился к мистеру Моррисону как к сыну.

У Люси подкосились ноги, и она опустилась в кресло. После всего, что случилось, после всего, что она повидала, эта новость поразила ее как ничто другое. Словно все, что она знала о собственной жизни, оказалось ложью.

* * *