— Боевой порядок! Боевой порядок! — вопит кто-то. — Две огневые группы вперед, одна назад!

Каким-то образом водители умудрились поставить машины в правильном порядке: бронемашины и вездеходы выстроились по диагонали, а не в ровную линию, которую так легко расстреливать.

Патрик выглядывает из-за колеса. Неподалеку стоит почерневший вездеход. Непонятно, ракетой его так или бомбой. На снегу, раскинув руки, неподвижно лежат три солдата, на ярко-белом фоне алеет кровь. Еще один солдат свисает с пулеметной турели бронемашины.

Ликаны заняли позицию против солнца. Патрик их не видит. Даже прикрыв глаза рукой, не может толком ничего разглядеть: только вспышки выстрелов, похожие на пятна. Вроде бы нападающие и сверху, и снизу: устроились на краю ущелья и спрятались под завалом из камней. Невозможно сосчитать, сколько их — дюжина или дюжина дюжин?

«Крыса в мешке, — думает Патрик. — Мы сейчас как крыса в мешке».

Где-то в передней части колонны Дэкер выходит из-под прикрытия бронемашины и выпускает ракету. Та с шипением, потрясая огненным хвостом, будто шутиха, летит вперед и ввысь и врезается в каменную стену.

От грохота закладывает уши. В ущелье вспыхивает огромный огненный шар. На ликанов сыплются обломки скалы. Гэмбл пытается вспомнить, чему их учили. Как вести огонь с земли, из-под прикрытия, лежа с упором. Как стрелять то быстро, то медленно, оценивать каждую очередь, вычислять, попал или промахнулся. Быстро обнаруживать цель, а если быстро обнаружить не удалось — систематически прощупывать территорию, использовать поиск в перекрываемых полосах, обстрел на пятьдесят метров, на сто, сто пятьдесят. Все эти сведения крутятся в голове, и несколько мгновений он совершенно не может двинуться с места.

Только не это. Опять. Тот самый страх. Как тогда в самолете. Сковывает руки, парализует ноги, перебивает дыхание. Он весь превратился в клубок нервов, тело отказывается повиноваться. Патрик скорчился за колесом вездехода, отчаянно проклиная свое оцепенение. Тело словно кто-то подвесил на крючках.

Мерно стучат капли. Он оглядывается: это кровь капает из открытой дверцы. Кровь убитого Тревора. Она стекает на снег и образует там красное пятно, точно как в тесте Роршаха. Что он видит? Свою собственную смерть, которая непременно наступит, если и дальше беспомощно валяться тут.

Внезапно напряжение отпускает, раз — словно хрустнула костяшка. Патрик поддергивает повыше ремень автомата, щелкает предохранителем, упирает приклад в плечо, встает и выпускает двадцать очередей в направлении каменной насыпи. Потом снова падает в снег и приказывает себе: дыши, дыши. Воздух горячий и пропах дымом.