— Ни в коем случае не позволяйте им этого делать. Введите ограничения.
Еще она потребовала, чтобы президент поддержал законопроект, касающийся экологии: нужно остановить застройку пригородов и сохранить землю. Теперь цены на топливо невозможно контролировать, а значит, людям, чтобы прокормиться, придется самим выращивать фрукты и овощи, разводить домашних животных — это больше не роскошь, а необходимость.
Чейз с улыбкой кивал и даже задавал уместные вопросы. Хотя сам собирался предложить конгрессу пересмотреть Акт об иностранных инвестициях и национальной безопасности от 2007 года. И ослабить контроль над слияниями и поглощениями, в частности в области покупки земли иностранными компаниями. Уильямс не отводил глаз от ее жемчужной сережки и думал: вот бы прикусить тонкое ушко и попробовать министра на вкус.
— Спасибо, — ответил он, по-прежнему крутя в пальцах ручку. — Спасибо вам большое.
Им нужна помощь китайцев. Что еще можно сделать — он не знает. Акр земли в Айове стоит уже около двадцати тысяч долларов. И к тому же Чейзу срочно нужно перепихнуться. Он в последнее время только об этом одном и думает. Даже когда едет на митинг работников автомобильной промышленности, организованный представителями профсоюза в Дирборне, штат Мичиган. Чейз выступает перед толпой и рассказывает о новых рабочих местах на четыреста сорок семь миллиардов долларов, об экстренных мерах по укреплению экономики и развитию инфраструктуры, о снижении подоходного и единого социального налога, об увеличении налога на прирост капитала и отмене налоговых льгот богатым. Однако на протяжении всей своей речи Уильямс глаз не может отвести от рыжей женщины в майке с изображением мотоцикла. Она стоит в первом ряду, а потом проталкивается сквозь строй фотографов и зевак. Чейз разрешает ей подойти близко-близко, хотя начальник охраны и возражает. Красотка обвивает рукой его шею и что-то шепчет президенту на ухо.
Буйвол приехал в Мичиган вместе с ним. На ближайшие несколько дней запланированы визиты во Флинт, в Энн-Арбор и Каламазу. Теперь они возвращаются с митинга в лимузине. Ремингтон включает верхний свет и разворачивает «Уолл-стрит джорнэл».
— Что тебе сказала та женщина? — спрашивает он из-за газеты.
Чейз развязывает галстук и снимает рубашку. Под ней у него надета старая белая футболка с дыркой на животе и пятнами от дезодоранта. После переезда в Вашингтон он перестал носить свою собственную одежду. В шкафу вечно, как по мановению волшебной палочки, появлялись отутюженные рубашки и аккуратно сложенное белье. Уильямс давно не надевал ничего из своего гардероба, а теперь вот надел. И пропахшая потом футболка словно хранит секрет, обдает его запахом темного места, о котором никто и не подозревает. Черт возьми, до чего же приятно.