В ту ночь Денис привёл домой женщину.

Элвуд лежал в кровати, опираясь на локоть. Он слышал, как они смеялись в кухне, шептались в коридоре, на цыпочках проходя мимо его двери, а потом дверь спальни со щелчком закрылась за ними.

Начались долгие стоны. Элвуд испытывал возбуждение и отвращение одновременно. Кроватные пружины заныли, изголовье глухо застучало о стену, и женщина в экстазе тонко вскрикнула «ии-ии-ии». Элвуду этот звук напомнил тявканье койотов.

Его голова была ещё затуманена сном, когда он прошлёпал вниз завтракать и увидел в кухне маму. Она мыла посуду, пританцовывая и чуть слышно напевая под музыку кантри по радио.

Какая она милая, с тёмными волнистыми волосами и бархатными карими глазами.

Здравствуй, мама, подумал Элвуд. Знаешь, у меня, кажется, так и не получилось больше не думать о тебе. Куда ни повернись, ты уже там, — в бакалее у прилавка с манго, твоими любимыми фруктами, или в лесу, когда вижу водосбор, который ты наверняка захотела бы поставить в вазу. А теперь ты вернулась в свою кухню, чудесно возродившаяся, и мне кажется, что та ночь с винтовкой была не более чем затянувшейся шуткой: манекен, вымазанный кетчупом.

Прошёл год, и соль шутки стала ясна: мы с отцом без тебя не можем.

Мама повернулась за полотенцем и превратилась в индианку, вытирающую кофейную чашку. Прошлая ночь промелькнула у него в памяти — он не мог поверить, что всё это было на самом деле, — а она сдула с чашки соринку, сложив губы, как для поцелуя, и Элвуду больше всего на свете захотелось стать чашкой в её руках.

Заметив его, она выключила радио.

— Доброе утро, — сказала она, и он ответил:

— Привет.

Волосы у неё были чёрные и длинные, лицо — круглое и смуглое. Хорошенькая, подумал Элвуд, только по-другому. Не такая красивая, как мама, но почти.

На ней были голубые джинсы и белая блузка навыпуск, смятая по краю от того, что раньше была заправлена в штаны. Промокнув руку о штанину, она протянула её для рукопожатия и по-мужски встряхнула кисть Элвуда: дескать, посмотрим, кто из нас сильнее.

Она представилась: Ким Белая Сова, из резервации Тёплые Ручьи.

— А вы, ребята, как я погляжу, грязнули? Во всём доме чистой чашки не найти.

Элвуд поглядел на кухонный стол, где над горами немытой посуды кружили мелкие мошки. Они с отцом чаще всего ели с бумажных тарелок или прямо над раковиной, чтобы ничего не мыть.

— Что у вас за дом такой? — спросила она. — Для чего это всё?

Она налила кофе в чашку — ту, с подсолнухами, из которой всегда пила мама, — и широким жестом, точно предлагая тост, обвела стены, веерообразные витрины с метательными наконечниками, а потом и соседнюю гостиную, где из каждого угла глядели кроваво-красные рисунки, а книжные полки и столики украшали расшитые бусами мокасины, ступка с пестиком, атлатль и десятки других артефактов.