Коридор, в который он упал, пролетев совсем немного (он упал, почти не ударившись и ничего не повредив, из чего сделал вывод, что расстояние было совсем небольшим) был высоким настолько, что он смог выпрямиться в полный рост. И не слишком узким – он шел, помогая себе руками, и вытянутые руки касались стены лишь кончиками пальцев. Камни стены были осклизлыми от сырости, кое-где пробивался мох. Некоторое время он шел вперед в полной темноте. Где-то гулко падали вниз капли воды. Вскоре глаза привыкли к темноте. И он пошел быстрее, даже не думая вернуться обратно.
Наконец впереди замаячила светлая точка, все увеличиваясь в размерах. Выход из туннеля. Он побежал. Выход из туннеля был похож на окно, прорезанное в камне. Он выпрыгнул из него, подтянувшись на руках. Упал в мягкую землю, в траву и встал на ноги, оглядываясь. Лес. Он находился в лесу. Рядом на земле лежала крышка люка, очевидно, закрывающая подземный ход. Крышка самого обычного люка, как будто туннель был канализацией. Убийцы и след простыл.
В лесу была странная, почти пугающая тишина. Среди деревьев, стоявших сплошной стеной, не было видно ни тропинки, ни дороги. И он пошел наугад, не понимая, куда идти, легко ступая по мягкой траве. Куда глаза глядят. Значит, прямо.
Было темно. Он блуждал в лесу долго – намного дольше, чем ждал сам. Небо, как черный бархат, покрывало его плечи. Небо. Звезды, крошечные алмазные осколки рассыпались по черному бархату, прорезав загадочные отверстия – мистические точки других миров. Миров, в которых его нет. Он брел по черному лесу с этим ощущением, что его – нет, и с каждым шагом запутывался в бархатном покрывале…. Сквозь алмазные точки кто-то словно наблюдал за ним. Кто – он не мог понять.
1233 год, Германия, окрестности Марбурга
1233 год, Германия, окрестности Марбурга
Пепел казненных бросили в реку, и над городом повисло тяжелое молчание.
Костры догорели лишь к сумеркам, и, когда на месте столбов с казненными остались лишь кучки пепла да несколько тлеющих углей, площадь почти опустела. В этот раз люди расходились тихо, не было слышно громких разговоров да сальных шуток, которыми часто обменивались подвыпившие за день горожане. Не было и того оживления, которым всегда сопровождались массовые казни – любимые развлечения по выходным для горожан.
В городе было непривычно тихо, словно черная тень нависла над крепостными стенами, и даже монахи, убиравшие пепел жертв дневного аутодафе, ежились от непонятной тревоги, застывшей в воздухе. Так замирает мир перед жуткой грозой, а соцветья травы опускаются вниз в ожидании бури. Все (и горожане, и монахи) знали, что в тот день свершилась не совсем обычная казнь. Среди остальных жертв на костре сожгли беременную жену местного сеньора.