В ту ночь в деревню ее гнало мучительное чувство тревоги. Днем, через окно одной избы она подслушала, что партизаны (кто такие партизаны, она не знала), взорвали немецкий поезд, пустив весь эшелон под откос, и что по направлению к деревне уже выехали грузовики, полные немцев с автоматами, а местные жители называли их страшным непонятным словом – каратели.

Когда, пробираясь по знакомой тропке, она добралась до деревни, то увидела, что никто не спит, и что там происходит что-то, не похожее на все остальное… Немцы бегали по деревне, громко стуча сапогами. И будили людей в каждом доме, а затем, еще спящих, выгоняли на улицу. В деревне почти не было взрослых мужчин, только женщины с детьми, да старики. Мужчины (она слышала это) ушли на фронт. Подгоняя полуодетых людей прикладами автоматов, они гнали их к местной церкви, видневшейся на окраине поселка. Люди, застегивая одежду на ходу и сонно зевая, заходили в церковь. «На молитву» – подумалось ей.

Маленькая девочка лет 5-ти громко хныкала, теребя за рукав старенького пальто мать.

– Мама, мне холодно… холодно…

Не замедляя шаг, мать завязала потуже теплый пуховый платок, с нежностью закутывая головку девочки.

– Что поделать… Я завязала платок потеплей…потерпи…

– Спать хочу….

– Будешь спать – сразу, когда вернемся…

– А зачем, зачем нас туда ведут? Зачем нам идти?

– Не знаю, душа моя… Но мы не можем пока задавать им вопросов…

– Я спать хочу…

– Сядешь ко мне на ручки, и заснешь.

Солдаты гнали людей в церковь. Внезапно она увидела в окне большого каменного дома того офицера, который приезжал к ним в поселок. Она тихонько проскользнула к открытому окну. Это был, похоже, начальник бывших в деревне немцев. За дверью комнаты, где он был, стояли автоматчики, а солдаты, проходящие мимо окна, держались с ним подобострастно и со страхом.

Немец молился. Он стоял пред столом, на котором лежала старинная книга, и, воздевая руки вверх, повторял какой-то непонятный текст. Это был не немецкий язык, не латынь. Такого языка она никогда прежде не слышала. Лицо немца было страшным. Его выпученные глаза налились кровью, на губах выступила пена, а руки, воздетые вверх, затряслись. Ей стало страшно – но, несмотря на страх, она уже не могла сдвинуться с места. Немец перешел на латинскую молитву. Внезапно ей послышались знакомые слова. Она разобрала (хоть и с трудом) слова: «жертва…великая жертва…прими мою жертву…». Затем – вообще странные слова «утренняя звезда». Может, он имел в виду светлеющее небо.

Начало светать. Ей было пора возвращаться обратно. Но никакая сила не заставила бы ее сделать это. Внезапно немец захлопнул книгу (которая так и осталась лежать на столе) и быстро вышел из комнаты. Она побежала вперед, точно зная, что он идет к церкви.