Не повернулась, не дрогнула, ничего….. Карлос Винсенте заорал, в ярости потрясая кулаками над своей головой:

– Проклятая ведьма! Ты все равно не будешь сильнее меня! Я тебя уничтожил! Ты можешь молчать, можешь притворяться, но завтра, когда огонь будет пожирать твое тело, я все-таки услышу твои крики! Ты будешь орать и выть так же, как и все остальные! И ты пожалеешь, что не выла сейчас, не ползала у моих ног, пытаясь вымолить у меня легкую смерть! Все равно я сильнее тебя! Я уничтожил тебя! Уничтожил!!!

Бешенные вопли отражались от стен, вихрем пульсировали внутри каменного мешка. Легкий стук вдруг проник сквозь толстые стены камеры, проник как тень, и ощущение было таким, словно кто-то тихо стучит по дереву пальцем…. И, несмотря на то, что звук был очень далеким и тихим, его хватило на то, чтобы Карлос Винсенте замолчал. Он замолчал, словно подавившись собственным криком. Когда он заговорил снова, голос был уже тих и спокоен.

– Слышишь этот стук? На площади сооружают жаровню и ложи для знати. К завтрашнему утру весь город будет украшен флагами, коврами, гирляндами цветов. Аутодафе угодно Богу. Аутодафе – это праздник. Праздник обращения грешников, праздник отделения дьявольской гнили от праведников. Когда я шел к тебе, я ожидал застать тебя в слезах. Я даже захватил для тебя успокоительную микстуру. Но ты словно превратилась в каменную статую. Тем лучше. Хотя я этого и не ждал. Я все-таки оставлю микстуру на столе, вместе с той едой, что тебе принесли. Выпей. Свечу я тоже оставлю, чтобы ты не была в темноте. Я действительно хочу быть тебе другом… Я… я не хотел твоей смерти…..такой. И всегда буду молиться за тебя.

Раздвинув на столе блюда, Карлос Винсенте поставил маленький стеклянный пузырек, заполненный жидкостью ядовито-зеленого цвета. Женщина стояла по-прежнему, в той же позе. Инквизитор направился к двери. Но, как только он положил руку на железную дверь, раздался голос, заставивший его замереть на месте.

– Где моя дочь?

Карлос Винсенте обернулся резко – как от удара.

– Там, где я и обещал. У монахинь.

– В монастыре?

– Завтра ее переведут в монастырь.

– Она знает? Обо мне…знает?

Инквизитор молчал. Обернувшись, женщина смотрела на него. В ее лице не было ни кровинки, в нем скользило отчаяние, горечь, но не было ни тени страха, ни капельки слез. Это было совершенно неожиданное, не сломленное лицо… И, ожидая увидеть ее сломанной, инквизитор гневно нахмурил брови:

– Знает. Я сказал ей обо всем.

– Почему ее не отвезли в монастырь уже сегодня?

– Потому, что она должна видеть твою смерть.