- Я вечно пребуду, граф. Станешь ты светлейшим, да не станешь бессмертным. Заберёт тебя одна из моих сестёр. А я — всё такой же останусь. В молчальницы подамся — до поры, — в затвор уйду, с черницами, — а потом вернусь. Что тебе до меня? Ты — дитя малое, глупое.

- Думал, ты собачиться станешь, — промолвил граф. — Ну раз всё сказала — прощай.

И Митрошка ощутил: под сердце ему подкатилось что-то жаркое, востроносое, как пасхальное яичко. А потом холодно стало. И обратился он в блаженного Митрошку, каким прежде был. И позабыл всю мудрость, ибо покинула его дева-чума.

А ледяной рыцарь отдал неказистому генералу серебряный пистоль, с чёрным тяжёлым стволом. И повелел:

- Храни. В другой раз — будет Москва под защитой. — А потом утишил сам себя, рокот голоса своего, и наговаривал генералу, пока Митрошка холодел и отходил:

- Санитарную службу — усилить. Москву разбить на участки, за каждым из которых доктора закрепить. Открывать больницы и карантины — столько, сколько потребно. За грабежи — казнить без суда. Дома, где есть зараза, заколачивать досками, а на воротах рисовать красные кресты. Тех, кто скроет умершего, отправлять в вечную каторгу. Назначить хлебное довольствие и денежную плату каждому.

Дальше Митрошка не слышал. Он почил в бозе: отправился в Царствие Небесное.

* * *

- Ты спишь? — встревоженный Третьяков тряс Павла за плечо. — Не спи! Мы добрались.

- Вы что-то увидели? — заинтересованно, как самый обыкновенный, любопытный мальчишка, выпалил Людвиг. — Это было видение?

- Прошу пройти со мной, вас ждут, — мягко, но безапелляционно потребовал незнакомый голос за спиной.

Павел обернулся. В проходе кабины стояли два человека — в чёрном боевом облачении, сильно напоминавшем костюмы космических пехотинцев из старой кинофантастики. Все детали, все элементы амуниции казались выпуклыми, как сегменты панциря крупной морской черепахи. Обувь совсем не походила на солдатскую: высокие глянцевые сапоги, в точности повторявшие все изгибы ступни и подъёма ноги. Пожалуй, в них можно было хоть сейчас выходить танцевать балетную партию. Лица гостей скрывали спецназовские маски. Смотрелись оба — сурово, даже грозно, хотя и несколько театрально, — но никакого оружия в руках не держали. Как будто убеждая пилота и пассажиров «вертушки», что те — не в плену и не под конвоем, — первый гость сделал широкий приглашающий жест рукой, затянутой в чёрную перчатку:

- Мы проводим вас в переговорную. Там безопасно.

Павла слегка мутило, но, в целом, он, похоже, научился переносить свои видения куда легче, чем прежде. По белому покрытию посадочной площадки управдом, коллекционер и латинист быстро — едва не бегом — добрались до ближайшей высокой полусферы. Бойцы, — к какому бы подразделению они ни принадлежали, — вели себя по-прежнему корректно: ни разу не дали повода полагать, что они — конвоиры; всего лишь двигались впереди, показывали дорогу. Как только вся группа пешеходов оказалась в тени купола, — мягко заработал электромотор, и на белой выгнутой поверхности сооружения нарисовался проход. Туда мог бы заехать грузовик. А уж пятеро пешеходов вошли свободно.