- Я тоже, — раздражённо, словно ожидая сопротивления, выступил Людвиг. — И не пытайтесь со мною спорить: я засиделся без дела.

- Хорошо, — решил Павел. — Мы все — поедем. Но давайте обойдёмся без группы поддержки — без военных, спецназа, — я уж не знаю, как здесь называют тех, кто бряцает оружием: наша задача — поговорить с Церковью, а не угрожать ей.

- Вы думаете? — Овод, по-детски, закусил губу. — Что ж, пусть будет по-вашему. В районе, в целом, спокойно. Главное, чтобы нас не пожгли сами сектанты.

- Рискнём, — Павел пожал плечами. — Риск — единственное, что нам остаётся.

* * *

Их везли к дому культуры «Молодость» на огромном шестиколёсном армейском грузовике, перед кабиной которого был закреплён чудовищный бульдозерный нож. То, что на каркасе этого монстра располагалась коробка пассажирского салона, казалось комичным. Этакая раковина улитки на спине крокодила. Однако, Овод пояснил: коробка — бронированная. Он так и не смог заставить себя полностью отменить боевую поддержку этого короткого путешествия. В салоне, помимо Людвига, Овода, Третьякова и Павла (а возможно, и богомола — тот вновь предпочитал не показываться на глаза), разместились пять вооружённых бойцов всё того же, «чёрного», подразделения. Впрочем, против такой скромной огневой поддержки управдом не возражал.

Пассажиры сидели на узких и жёстких лавках, вытянутых вдоль обеих стен салона, друг напротив друга. Комфорт в данном транспортном средстве — не предусматривался. Что ещё хуже — не были предусмотрены и окна. Вернее, имелись четыре застеклённые крохотные амбразуры, с внешней стороны прикрытые стальными козырьками, но стёкла в них были настолько грязны, что у Павла не получалось разглядеть ровным счётом ничего.

Занимался рассвет. Хотя бы это не подлежало сомнению.

Перед дорогой Павлу выдали тёплую «дутую» куртку, что было очень кстати: пока к штабу подгоняли машину, он изрядно продрог. Осень дождливая ушла — на смену явилась золотая, с ночными заморозками и дневным холодным солнцем. Но до солнца, в этот ранний час, было ещё далеко. И лавка «салона» грузовика подмораживала ягодицы на славу. Управдом вскакивал с неё несколько раз, имитируя желание выглянуть в окно. Как назло, грузовик двигался не спеша. Иногда трясся всем нутром, видимо, очищая дорогу от каких-то помех для движения. Порой и вовсе останавливался, давал задний ход. Павел постепенно потерял счёт времени и даже слегка задремал, приспособившись к холоду.

Ему ничего не снилось — так, какой-то серый морок. Ни видений, ни чистых снов. Ровно то, что ему осталось — морок. В нём иногда мелькал большой кузнечик. Богомол. И Павел во сне думал: «и в этом — ничего удивительного; подумаешь — человек-невидимка! Человек-Чума — куда страшней!» Из серого тумана вдруг вышел Третьяков.