— Не настолько, чтоб быть на моей стороне.

— Люди могут не соглашаться в чем-то, но по-прежнему хорошо друг к другу относиться, — замечаю я.

— Вроде как вы с Тэсс относитесь ко мне? — Маура встряхивает головой, рыжие локоны подскакивают. — Нет уж. Я сама по себе. Полагаю, мне нужно к этому привыкнуть. Я теперь всегда одинока.

— Неправда, — отрезаю я, подбочениваясь. — Хватит уже себя жалеть.

— Тебе этого не понять, ведь ты все время среди людей. Они к тебе так и липнут, — обвиняет Маура, и я замираю, уставившись на нее и вспоминая, сколько раз завистливо думала о ней этими же самыми словами. — Финн тоже участвует?

— Да, — настороженно отвечаю я, — а что? Ты собираешь информацию, чтоб меня шантажировать?

— Запрети ему. Это твоя война, а не его. — Мрачный взгляд синих глаз Мауры встречается с моим взглядом. — Он не должен в этом участвовать.

— Ну знаешь, он настаивал, а я теперь стараюсь никому ничего не запрещать. Из этого все равно ничего хорошего не получается. — Я чуть-чуть улыбаюсь. — Послушай, я знаю, что ты злишься на меня и Тэсс, но тут дело даже не в нас. Пациенткам Харвуда нужна помощь. Если завтра вечером вы с Инесс добьетесь успеха, Братья могут сделать с ними нечто страшное. Ты даже не представляешь себе, на что они способны.

— Ты тоже не представляешь, — замечает Маура, расправляя белые кружевные оборки на рукавах.

— Зато я знаю, что это будет ужасно. Братья захотят наказать их в назидание остальным, станут мучить или, может, даже убьют. Я не могу просто сидеть, сложа руки, и ждать, когда это произойдет. — Я умоляюще смотрю на сестру. Даже сейчас что-то во мне надеется, что она услышит меня и присоединится к нам, а не к Инесс. — Как бы Братья ни отомстили, это будет на твоей совести. И на совести Инесс. Ты сможешь с этим жить?

Маура смотрит на меня в упор.

— Как реагировать — это выбор Братьев. Возродив сожжения, они продемонстрируют людям свою истинную ужасную сущность. Братья — наши враги, Кейт. Мы никогда не сможем с ними сотрудничать. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя.

Харвудская богадельня, похожая на припавшего к земле темного монстра, сожравшего все звезды на небе, прилепилась к склону холма. Зарешеченные окна верхних этажей тонут в зловещем мраке: газовые лампы горят лишь в холле и в комнате отдыха сиделок на первом этаже. Наша карета подъезжает по присыпанной снегом гравиевой дорожке к сторожевой будке, и мои внутренности от страха завязываются в узел. В карете Елена, Рилла, Рори и я, и мы ни словом не перекинулись с тех пор, как выехали из монастыря. Снег глушит стук лошадиных копыт, и напряженная тишина нарушается лишь чуть слышным скрипом кожаной упряжи.