Финн делает еще шаг вперед и понижает голос, словно желая уберечь нас от неких неприятных истин:

— Я так понимаю, что Братья, которые были тут до нас, потеряли терпение, потому что ваша пациентка оказалась несговорчивой и не пожелала идти им навстречу?

Миссис Харрис бросает на Финна тревожный взгляд.

— Она плоха. Прошу прощения, сэр, но мне кажется, что Господним слугам не пристало таким образом обходиться с женщиной.

Я представляю себе окровавленную, избитую Бренну и начинаю дрожать. Финн встретился с нами на задворках монастыря и рассказал, что сегодня ее наказали за то, что она отказалась говорить с Братьями. Что же они с ней сотворили, если миссис Харрис отважилась сказать подобные слова?

— Вы забываетесь. Эта девчонка — проклятая ведьма, — отрезает Финн. Я никогда не слышала у него такого жесткого, холодного голоса. — Она несет скверну и опасность всей Новой Англии, и лишь по нашему милосердию…

— Простите меня. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение ваше суждение, сэр.

Смотрительница устремляет на него испуганный взгляд светлых глаз. Финн жестом указывает ей на землю, и она, хрустнув суставами, преклоняет перед ним колена прямо на холодных каменных ступенях. Финн возлагает руку на ее белый, отделанный рюшами чепец:

— Господь да благословит вас и да сохранит сегодня и во все дни вашей жизни.

Я в ужасе отступаю назад, когда Финн произносит эти слова. Как ему, должно быть, ненавистно выговаривать эту извечную формулу Братства. А мне ненавистно это видеть. Это не он, это вовсе не мой Финн.

— Благодарение Господу, — бормочет смотрительница, склонив голову.

— Очистим наши умы и откроем сердца Господу.

И все мы тоже присоединяемся к рефрену:

— Очистим наши умы и откроем сердца Господу.

— Поднимитесь, — пренебрежительно смотрит на нее Финн. — И больше не сомневайтесь.

— Да, сэр. Конечно, сэр. Проходите, пожалуйста, сэр. — Она проводит нас внутрь. — Мисс Эллиот на третьем этаже, в изоляторе. Там сиделка перед дверьми.

Финн идет через пустой холл, и его сапоги гремят по покоробленным деревянным половицам. Смотрительница ныряет за свой стол.

— Подождите! — окликает она.

Я холодею от ужаса, потому что уверена: она каким-то образом разглядела под личинами наше подлинное обличье и сейчас лезет за пистолетом. Однако она достает всего лишь свечу.

— Вот, сэр, возьмите. Наверху кромешная тьма. Пациенткам, знаете ли, запрещено жечь огонь. Там прямо жуть иной раз берет.