Я придерживаю Тэсс за локоть.
— Ты же понимаешь, правда?
Она кивает.
— Если честно, я и не думала, что ты разрешишь мне пойти. Я надеялась, что ошибаюсь, но…
— Нам все еще нужна твоя помощь. Пожалуйста, останься и расскажи побольше об убежищах.
Евгения стучит меня по плечу:
— Мы можем поговорить наедине? — спрашивает она.
— Конечно.
Я уверена, что речь пойдет о том, как лихо мы распорядились фургоном ее отца, и не могу сказать, что осуждаю ее за это. Выйдя следом за ней в коридор, я вижу, как участницы нашей тайной встречи на цыпочках расходятся по своим комнатам, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить своих спящих соседок. Дверь комнаты сестры Коры в дальнем конце коридора плотно закрыта. София сказала, что теперь жизнь Коры может прерваться в любой момент, и я, прикрыв глаза, возношу краткую беззвучную молитву, чтобы ее кончина была быстрой и безболезненной.
Когда последние участницы нашего заговора исчезают на лестнице, Евгения поворачивается ко мне.
— И давно вы с Еленой подруги не разлей вода? — шипит она.
— Мы… что-что?
Ее рот растягивается, как у монстра из книги рассказов-страшилок, и я отступаю на шаг. Прямые шоколадные косы Евгении становятся вьющимися рыжими локонами, карие глаза превращаются в пронзительно-синие, прыщи на лице исчезают, уступая место гладкой коже моей сестры.
— Маура. — Отпрянув к стене, оклеенной зелеными обоями в цветочек, я в ужасе не свожу с нее глаз. — Что ты сделала с Евгенией?
— О, с Джинни все отлично, — невозмутимо отмахивается Маура. — Я навела на нее обездвиживающие чары и спрятала ее в одежном шкафу. Через несколько минут выпущу. Я рада, что побывала на твоем идиотском собрании и посмотрела на вас с Еленой. И на этих дурочек, которые из кожи вон лезли, лишь бы произвести на тебя впечатление.
— Они не пытались произвести впечатление, а делали то, что считают правильным, — возражаю я.
— Меня просто тошнит от твоего ханжества. — Маура скрещивает руки поверх своего голубого халата с оборками. — Не могу поверить, что ты снюхалась с Еленой. Ты же вроде как ее ненавидела!
Я кусаю губу.
— Ты же знаешь, что она о тебе беспокоится. И жалеет, что причинила тебе боль.
Маура что-то высматривает на деревянных половицах: