— Пойдешь к стражам. Десять плетей.

И вышла, развевая подол быстрыми шагами, а девушка заплакала, стоя рядом с вычурным столиком.

Онторо шла по спиральным галереям, не глядя, как становятся на колени и кланяются высокой жрице низкие. Лоб под убранными на пробор мелкими косами собирался морщинами и тонкие подкрашенные брови хмурились.

Куда он делся? Она подкрадывалась медленно, каждый раз заходя в его голову все дальше. И там, как в густой траве на опушке, уже была вытоптанная ею своя поляна. Не приходилось снова и снова путать ноги в переплетении стеблей. Не нужно было тратить сил на то, чтоб продраться сквозь заросли. Заснуть — и ступить на приготовленное место. Все дальше протаптывая тропу к его сердцу. Где же она ошиблась? Почему исчезло все и вместо манящей тропы ее встретили непроходимые заросли? Нуба, звала она вкрадчивым шепотом, пока ее тело выгибалось на расшитых покрывалах, смотри, Нуба, что я покажу тебе сегодня. Но вместо его страдающего лица, медленно поднимающегося ей навстречу, как было всякий раз, когда она засыпала, и видела его согнутую фигуру посреди высоких трав, на коленях, с руками, брошенными вдоль могучих бедер, вдруг — чаща. Непролазная и слепая.

Нуба, звала она, а травы заплетали ноги, ветки лезли в глаза. И силы кончались, а он не поднял лица. Не посмотрел. Да она вообще не увидела его и не почуяла! Неужто это случилось из-за показанных ею картинок счастливой любви? Его должна была обуять слабость! Он должен был стать мягким, податливым, позволить ей вползти и устроиться в сердце, чтоб, даже, когда она просыпается, часть ее оставалась в нем, так же как другая часть недреманно следит за жрецом-египтянином.

«Тот сам отдался матери тьме. А этот — нет».

Сбегая по лестнице, она отмахнулась от язвительных мыслей, что дразнили, покусывая. И подойдя вплотную к стене серого тумана, остановилась, чтоб прийти в себя. Огладила на груди и бедрах складки полосатого хитона — этак ей никогда не облечься в белые сверкающие одежды настоящей жрицы. И вздохнув, нацепила на узкое лицо приветливую улыбку. Шепча открывающие слова, повела руками в толщу тумана и ступила в прореженное отверстие, что сразу за ней снова затянулось сплошной пеленой. Шум галерей и переходов смолк, будто отрезанный. И вместо него раздался ясный, ледяной голос жреца удовольствий.

— Она тебе нравится? Посмотри, какие круглые бедра. И груди. Потрогай губы, — она сладка, как спелый плод.

Онторо, улыбаясь, шла по тропинке между зеленых лужаек и голубых ручьев, а с веток к ней слетали попугаи, крича скрипучими голосами. Бабочки садились на черные волосы, складывая и расправляя прозрачные крылья.