— Ты всегда хорошо бьешься. Силы в тебе через край.

— Да! Зачем уезжал? Не видел, как я свернул шею серому льву. Очень сильный враг.

— Я потерял счет твоим победам, Иму, — кротко ответил купец, — одной больше одной меньше. Если видел один твой бой — считай, видел все. Крики, вопли. Рычание, и рабы уносят кровавые останки. Счастье, что не твои.

— Не родился еще такой соперник, купец, чтоб разделал меня!

Иму захохотал, бросая в лицо горсти сверкающей воды. Раб подхватил его смех, на всякий случай отходя дальше, и наклоняя кувшин вытянутыми руками.

— Ты голоден? Жаль, «Ноуша» стоит дальше по берегу, а то бы посидели, как раньше…

— Меня что, никто не пригласил на сегодняшнюю ночь? — удивился Иму, отирая лицо краем плаща, брошенного через плечо, — горожанки Раффа разлюбили сильного Иму?

Даориций кашлянул и оглянулся. Поодаль у повозки стояла молчаливая темная фигура, закутанная в покрывало до кончиков пальцев. Слышит ли? Наверняка, голос великана громыхает, как железный щит под ударами меча.

— Пока тебя не было, купец, письма отдавали мне. Но ты вернулся и вот письма нет. Значит, кто-то снова обратился к тебе, вроде ты мой хозяин. Думаю так.

— Правильно думаешь. И письмо есть. Но у меня разговор, серьезный.

Иму встал, потягиваясь, хлопнул себя по бедрам.

— Славно. Куда поведешь меня, друг? В харчевню? Там у площади есть, девки пляшут, люблю смотреть.

Даориций с тоской огляделся. За площадкой, огороженной заборчиком, еще толкались зеваки, разглядывали победителя, ахали и тыкали пальцами. Другие ушли к клеткам, платить монетки и смотреть, как рабы суют между прутьев копья с кусками вонючего мяса. А поодаль кипит и грохочет большой базар, орут верблюды и торговцы, звенят медники, тенькают цитры и топочут лошади, запряженные в повозки. Там и сям приткнулись столы, за которыми едят и пьют продавцы, покупатели, зеваки и воры. Между столами бегают девчонки, принося вино, мальчики таскают грубые блюда с жареной рыбой и кусками мяса. Мухи роями висят над головами — бритыми, лохматыми, черными, рыжими и седыми. Или укутанными в покрывала и тюрбаны. Разве ж тут поговоришь.

— Пойдем, — решил купец, — пойдем к городской стене, там, где выход в порт.

— Иму голоден, — напомнил ему великан, направляясь к выходу из зверинца.

Вдвоем они шли молча по узкой извилистой улочке, что время о времени превращалась в лесенку, спускаясь все ниже к водам порта. И не дойдя до площади, где улочка расширялась, принимая в себя множество повозок со скарбом, купец свернул в переулок, ведущий к стене. Нырнул в узкий проход и, спустившись по десятку каменных ступеней, оказался на маленьком пляже, примыкающем к портовым причалам. Тут было тихо, ворочалась на привязи старая баржа, тыкалась в дерево облезлым носом, и было слышно, как журчит в гулком нутре вода, переливаясь от борта к борту.