— Угу, — отозвался старший, — ты погромче, покричи сильнее.
— Спит она, чтоль? — Лой понизил голос, вопросительно всматриваясь в скуластое медное лицо старшего.
Тот махнул рукой и мальчик с тонкими усами, улыбаясь, повел коня к переду повозки, откинул полог. Ветер заполоскал край тонкой ткани, оборачивая его вокруг загорелого запястья. Лой вытянул шею, почтительно вглядываясь в разбросанные внутри подушки.
— Эк… так нет же там ее!
— Ты мешок свой или кидай внутрь или увози обратно. Нам пора ехать.
— Ну… а подожду если? Мне велено — в руки. Там сладкие пироги, с ягодой из сада. В вашей степи такого нету. Хурма там и персики!
— Долго ждать будешь. Нужна княгиня — ехай с нами. Через три ночи на утро в стойбище и дождешься.
Лой замахал рукой, поспешно отказываясь. И на всякий случай отъехал подальше, когда старший продолжил:
— Женим тебя. У нас как раз бабы голодные, слышал ли — степные Осы? Ой, злые девки, одним взглядом насмерть кусают. Возьмешь сразу двух. Или троих, сколько осилишь.
— На, — Лой сунул мешок в бок рядом стоящему парню и, натягивая повод, неловко развернул смирного коника, — поеду я. Нужны мне ваши девки, у меня своих вон полная кухня.
— Погоди, парень! — старший ухнул вслед, смеясь тому, как гнедой коник вскинул задние ноги и Лой вцепился в гриву, чтоб не упасть, — да они сами тебя возьмут. В мужья. Будешь им пироги стряпать, и похлебку там. Эх, удрал.
Мальчик, нагибаясь, сунул мешок с подарком в повозку, дернул полог, закрывая пустое нутро.
И всадники двинулись дальше, посмеиваясь и перебрасываясь словами.
* * *
Когда послышался мерный шум волн, Хаидэ остановила Цаплю, поворачиваясь к Нубе.
— Давай вместе увидим.
Тот кивнул и рядом они медленно двинулись навстречу скрытому холмами далекому морю.
— Тут никто не живет. И никогда не жил. Из живых.
Степь лежала перед ними, текла под струями жаркого воздуха желтизной и розовым, переходящим в еле видную голубизну. На тонких стеблях качались яркие маленькие птицы, и у самых лиц пролетали рыжие бабочки, плавно взмахивая невесомыми расписными крыльями.
Притихшие кони послушно шли вверх по склону, полого поднимавшему травы к бледному небу, что, казалось, улетало, становясь выше самого себя, теряя цвет и стремясь к белой монете солнца в зените.