Я уже собралась свернуть за угол, когда мое внимание привлек столбик… нет, не столбик – ребенок. Мальчик лет шести-семи, одетый явно не по сезону – в короткие штанишки и что-то похожее на рубаху, – неподвижно стоял на пустыре совсем один, и в этом было что-то противоестественное. Ну не должен ребенок в такую пору стоять один на улице! Может, он потерялся? Я хотела подойти и взять за руку. Да, почему-то первым желанием было не спросить о чем-то, а именно взять за руку. Как вдруг…

– Танька! – услышала я сверху голос Ники. – Танька, вернись! Зайди в подъезд! Ах да, там же домофон… Тогда не сходи с места, я сейчас!

Ничего не понимая, я немного помедлила, потом все же сделала шаг по направлению к мальчику, но тут дверь подъезда распахнулась, и Ника, схватив меня за плечи, утащила обратно в подъезд.

– Ты чего? – не поняла я, послушно поднимаясь за ней по ступенькам.

– Сейчас увидишь, – выдохнула она, втаскивая меня обратно в квартиру.

– Что там такое? – раздался с кухни голос ее мамы.

– Да ничего, – ответила Ника совсем другим, беззаботным тоном. – Таня мобильник забыла. Иди-ка сюда, – это она уже прошипела на ухо мне и, не дав разуться, повлекла в свою комнату. Подтащила к окну:

– Смотри!

Ребенок стоял на том же месте и смотрел прямо на нас. Откуда ему, спрашивается, знать, в какой мы квартире? Ой мамочки, а смотрит-то… На детском личике, только что грустном и несчастном, внезапно возникло выражение такой злобы и цинизма, что я поневоле отпрянула. Теперь-то я его узнала – это был тот самый «малыш» из садика!

Когда я второй раз рискнула туда посмотреть, на пустыре больше никого не было. Впрочем, какая-то парочка бомжей брела со стороны Девятнадцатого поселка, но это уже к делу не относилось.

Я повернулась к Нике:

– А как ты его заметила?

– Кулон подсказал, – ответила она, доставая из-под одежды неправильной формы бляшку из темного металла, истертую временем. Я уже знала, что эта штука сильно нагревается в момент опасности, иногда просто обжигает кожу.

Ника расстегнула верхнюю пуговицу блузки и продемонстрировала мне свежий красный ожог:

– Вот так и заметила. Больше никогда кулон не сниму! Я видела, что он там стоит, и при этом чувствовала, что это не просто ребенок, а нечто опасное, злобное, и что оно грозит тебе! Не видела, но чувствовала! Понять не могу, что это такое и как я это ощутила, но именно так все было.

В этот момент в комнату вошла Анастасия Александровна:

– Что, Танюша, страшно домой идти по темноте? Давай провожу.

Я не стала отказываться. Она сунула в карман шокер, и мы благополучно дошли до моего дома.