Ночь прошла в бреду. Дом с ней разговаривал, теперь она это точно знала. Дом терпеливо ждал, когда она умрет и станет его полновластной хозяйкой. Уже скоро, мальчишка художник должен принести нож…

Под утро вернулась кошка, прыгнула на колени, ткнулась холодным носом в ее горящие огнем ладони, тихо мяукнула. Кошачья шерсть была мокрой, а она так хотела пить.

Сил почти совсем не осталось, но она заставила себя подняться, просунула искалеченные руки в оконце, сложила ковшиком, ловя крупные капли дождя. Вода тонкими ручейками стекала по рукам, приятно холодила кожу. Ей не удалось напиться вдосталь – дождь закончился, – но она больше не умирала от жажды. Теперь она умирала от боли. Ничего, недолго осталось, только бы мальчишка художник не подвел.

Снаружи послышались шлепающие шаги, а потом голос:

– Эй, хозяйка, я пришел!

Пришел! Слава тебе господи!

– Принес?

– Вот он, – в проеме оконца показался нож, сердце забилось быстрее.

– Дай его мне!

– Хозяйка, – нож исчез, – зачем он тебе?

Зачем? Неужели не понятно? Она не хочет больше мучиться, не хочет служить Ненавистному после смерти.

– Ты хочешь убить себя? – жалобно всхлипнул мальчишка.

– Дай мне нож. – Она высунула из оконца руку, снаружи послышался испуганный вскрик:

– Что с твоими пальцами, хозяйка?

– Нож! Отдай мне его, мальчик!

– Если ты убьешь себя, то не попадешь на небеса и не заслужишь вечного спасения.

– Если я не убью себя, – сказала она ласково, – то буду умирать в адских муках. Ты знаешь, каково это – не иметь возможности двигаться, не видеть солнечного света и разговаривать сама с собой? Ты видел мои руки, как ты думаешь, они сильно болят?

– Это страшный грех, – повторил мальчишка упрямо.

– Гнить заживо в каменном мешке – вот это грех! А то, что я задумала, – это спасение!

– Ты не понимаешь, хозяйка. – Мальчишка, прижавшись щекой к влажной после дождя земле, заглянул в оконце. – Жизнь души важнее жизни плоти. Я спасу тебя, не позволю сгубить твою душу. – По грязной щеке скатилась крупная слеза.