…Облаченная в лохмотья женщина с длинными седыми волосами стояла на коленях в дальнем углу подвала. Вся фигура ее была немыслимо, вопреки всем законам физики, прозрачна. Влад прижался спиной к стене, футболка тут же насквозь пропиталась потом и прилипла к телу, в памяти всплыли рассказы о старом доме, и немедленно захотелось бежать куда глаза глядят. Он бы побежал, если бы в тот самый момент, когда решение уже окрепло, женщина не обернулась. Она смотрела на него яркими, отсвечивающими зеленым глазами и улыбалась. Она была красивой, очень красивой – всем бы призракам такую красоту – и улыбалась ласково, точно родная мать.

– Влади€слав, мальчик мой, – она назвала его именно Влади€славом, с ударением на втором слоге, – ты стал таким взрослым…

Парализующий страх вдруг отступил, ему на смену пришло совершенно иррациональное, но от этого не менее четкое осознание того, что эта призрачная женщина не причинит ему зла. А вместе с этим необъяснимая, какая то кошачья, способность видеть все в деталях. Рядом с незнакомкой на грязном каменном полу подвала лежала Варя. Глаза закрыты, голова запрокинута, руки скрещены на груди, как у покойницы… Влад сделал шаг…

Женщина призрак грустно улыбнулась, коснулась Вариного запястья, в воздухе отчетливо запахло паленым, а Варино тело выгнулось дугой, точно в судороге.

– Как я истосковалась по тебе, Влади€слав, – женщина поднялась с коленей, и Влад как то отстраненно заметил, что на самом деле она не стоит, а парит над полом.

– Отпусти нас. Пожалуйста… – Его голос дрожал от страха, но не за себя, а за Варю.

Медальон на ее шее пульсировал, точно это и не медальон вовсе, а самое настоящее сердце.

– Ты не знаешь, какая черная кровь течет в ее жилах, мой мальчик, – грустно улыбнулась женщина. – Проклятая кровь…

– Отпусти…

И волосы у Вари поседели, он отчетливо видел ярко белую прядь.

– А ты смелый… и упрямый. Такой когда то давным давно была и я. Хорошо, мой Влади€слав, ради тебя… – Женщина приблизилась, коснулась призрачными губами его лба, и Влад закричал…

* * *

* * *

Сознание вернулось резко: рывок – и вот она уже не Барбара, а Варвара. Лежит скрючившись на засыпанном штукатуркой полу, со связанными за спиной руками.

Что с ней произошло? Почему она ощущает жизнь и смерть Барбары как свои собственные? Даже пальцы болят, точно это на них пришелся удар кованого сапога Ненавистного.

Ненавистный – вот как она называла Себастьяна Гуано. Ненавистный…

– Очухалась? – Над Варей склонился Эйнштейн, ласково, точно родная мать, заправил ей за ухо выбившуюся прядь. – А то я уже начал переживать, что не рассчитал силы.