Хотя домой, пожалуй, далеко. Я столько не допрыгаю. Скорее всего, чертов дьякон меня выловит. Сунет в карман своих древних штанов, чтобы лапы унизительно торчали, и отнесет к себе в яму. У него тех жаб – целая коллекция. Рота. Взвод. Кунсткамера. Хор. Я впишусь в тот жабий хор. Сколько их там было! Сотни! Тысячи, на каждом шагу, как они орали! Мне тоже хотелось орать. Они ведь предупреждали нас тогда: не лезьте, бегите! Теперь и я буду в том хоре. Пятая жаба в десятом ряду, заходите послушать, если жизнь не мила.

Черный Дьякон шел за мной, но я ловко удирала дальше по коридору. Зрение оказалось не таким уж паршивым: пока прыгаешь, видно было все. Даже то, что не движется. Остановка делала меня почти слепой, и я скакала вперед. Дьякон шел за мной молча. Даже не торопился, чего ему торопиться, сейчас я наткнусь на дверь и меня можно брать голыми руками. Да, то, что было позади, я тоже видела, не поворачивая головы. Не думаю, что вообще смогла бы повернуть голову.

Я лихо пропрыгала мимо поста дежурной медсестры, услышала Алкин визг и даже обиделась: жабу она не видела, что ли?! В меня полетел журнал, медсестра вскочила и побежала прочь. Дьякон прибавил шагу. «Догонит!» – Я запрыгала еще быстрее, но гнался он не за мной. Обогнал, чуть не наступил и хлопнул дверью на лестницу, куда побежала медсестра…

Она-то ему зачем? Если бы я тогда знала, что Алла пропадет, все равно ничего не смогла бы сделать. Тогда я даже не боялась за нее по-настоящему, то ли привыкла, что дьякон гоняется за нами, то ли оттого, что она противная. Таким везет, с ними не может случиться ничего дурного, так я думала. И вообще, мне было все равно. Жабам это простительно.

Я спряталась под стулом и сидела там тихо-тихо, прислушиваясь к звукам на лестнице. Сперва там топали, долго, столько нельзя бегать по лестнице двухэтажного дома. Ну если Алла не носилась вверх-вниз. Потом хлопнула дверь, но на этаж никто не вошел, похоже, они забежали наверх или выскочили из больницы. Выглянуть в окно мне тогда не пришло в голову, поэтому я до сих пор не знаю, что случилось с Аллой. Болтают разное…

Я перебирала лапами, чтобы рассмотреть их. Жабье зрение меня щадило: я видела те же пальцы, а серой жабьей кожи и бородавок мой глаз не улавливал. И еще я сразу поняла, куда пропала Танька. Даже не думала о ней, а вдруг поняла, сразу, одним ударом. И что значили эти знахаркины слова: «Отыскать можно, сделать прежней – никогда». Ни-ког-да.

Страшное слово, я раньше не думала о нем. Даже когда дед умер – слишком маленькая была. Я привыкла, что за июлем приходит август, когда созревает все, что ты за лето напахала, а за зимой – весна. Ничто плохое не может длиться вечно, и даже мой братец иногда бывает вполне сносным. А тут – никогда. Безнадега, оглушительная, как визг электрички, сверлила где-то в голове, где у жаб драгоценный камень.