Этот жест он использовал в качестве пунктуации — разделительный знак между высказываниями. Вирджиния слишком хорошо знала его риторику — и словесную, и такую. Иногда она думала, что знает о нем абсолютно все и он больше не может сказать ничего, что она по-настоящему хотела бы услышать. Но возможно, это чувство было взаимным они уже давно притерпелись к такой семейной жизни. Сегодня ночью, как всегда, они лягут в отдельные кровати, и Джон заснет глубоким спокойным сном. Он засыпал легко, а Вирджинии вечно приходилось глотать таблетки, чтобы добиться благословенного забытья.

Сон, часто говаривал Джон, — это время для общения с Господом. Он верил в вещие сны, хотя никогда не рассказывал Вирджинии, что именно ему снится. Она не сомневалась: настанет время, и он откроет всем эти удивительные сновидения. Но пока он спал один и держал свои мысли при себе, оставляя жену наедине с ее печалями. Легко было озлобиться, но она противилась искушению. Его предназначение было великим, так решил Господь, и с Вирджинией Джон обращался не строже, чем с самим собой: его распорядок мог бы разрушить более слабого человека, и он осуждал себя за малейшее проявление слабости.

Наконец Эрл вышел из конторы и пробежал к машине. В руке он сжимал три ключа.

— Номера седьмой и восьмой, — сказал он, задыхаясь. Дождь затекал ему в глаза и нос. — И ключ от проходной комнаты.

— Хорошо, — сказал Гир.

— Последние свободные номера, — сказал Эрл — Подъехать ближе? Они в другом здании.

Интерьер двух смежных номеров представлял собой апофеоз банальности. Они уже тысячу раз останавливались в таких же каморках: на постели лежало покрывало ярко-оранжевого цвета, а на бледно-зеленой стене висел выцветший фотоснимок Большого каньона. Джон остался равнодушен к тому, что его окружало, однако Вирджинии номер показался моделью чистилища: бездушное преддверие ада, где никогда ничего не случалось и не случится. Ничто не отличало эти комнаты от других, прежних, но с ней самой сегодня что-то происходило.

Вряд ли причиной тому были разговоры о торнадо. Она смотрела, как Эрл вносил и распаковывал сумки, и чувствовала странную отрешенность, словно смотрела на все сквозь завесу — более плотную, чем пелена дождя за окном. Она напоминала сомнамбулу. Когда Джон указал ей, на какой из постелей она будет спать, Вирджиния легла и постаралась расслабиться, снять это странное напряжение. Но сон не шел к ней. Кто-то в соседнем номере смотрел телевизор, и сквозь тонкую, как бумага, стену она слышала каждое слово ночного фильма.

— С тобой все в порядке?