– Черт! Это с потолка. Поток стал сильнее.

Жас вдохнула воздух.

– Минеральные ноты тоже усилились. Никогда раньше не думала, но первобытные люди, наверное, могли чуять опасность по запаху. Поднимающаяся вода. Грозы.

– Надо идти. Скоро прилив.

Тео потянулся за книгой и задел одну из фигурок. Та упала на землю.

Жас наклонилась и подняла. Фигурка упала в грязь, и теперь землистый сладкий запах слышался отчетливее. Те же янтарные обертона. Так пахло в мастерской Фантин. Так пах одеколон Эша. Так пахло от книги. Жас не знала ни одну разновидность смолы, которая при намокании оживает, начинает пахнуть сильнее. Она потерла фигурку: на пальце остался грязный след. Обнажилась полупрозрачная золотистая поверхность фигурки. Она испускала сияние.

Жас вспомнила искусно вырезанного филина, которого Малахай показывал ей во время злосчастного уик-энда в его доме. Если это не тот же материал, то очень схожий. Самюэльс не преминул бы отметить синхронность того события и этого. Не совпадение, – сказал бы он, – просто круг замкнулся. Бесконечные возможности энергии и духа.

Чем сильнее Жас терла фигурку, тем сильнее становился аромат. Разве это возможно? Маленькая скульптура в кабинете Малахая запаха не имела. Этот янтарный тотем отличался от того – но казался знакомым. Как будто она видела его. Давно… Очень давно. Но это же немыслимо! В лаборатории Фантин Жас была твердо убеждена, что до приезда на остров никогда не сталкивалась с этим запахом. Так как она может вспомнить его сейчас?!

Глава 26

Глава 26

56 год до н. э.

Остров

Когда Овейн вошел в жилище, Гвенор возилась у очага. Она увидела мужа, и губ ее коснулась улыбка. Но в глазах стояла тревога. Его не было четыре дня. Самый долгий срок, самая изматывающая медитация. Беспокойство жены ясно показывало, что перенесенное испытание оставило след на его лице.

– Тебе надо поесть и выспаться, – сказала Гвенор. – Что сначала?

– Я постился.

Он присел за стол, надеясь, что она займется едой и избавит его от вопросов. Не сейчас. Сначала ему нужно поговорить со старейшинами. Самым тяжелым в его ретрите оказалось возвращение: он брел домой, понимая, что жена пожелает узнать, что сказали ему боги и как должны поступить соплеменники.