Мамолиан рассмеялся, но монах продолжал нести околесицу:

— Как забирать жизнь у других и оставлять ее для себя. Или, если хочешь, отдавать мертвым и возрождать их.

— Нет уж.

— Это древняя мудрость, — говорил монах. — Но я открыл ее заново, прочел, записанную на чистом греческом языке. Древние тайны, древнее этих холмов.

— Если ты все это умеешь, почему ты не царь всея Руси? — поинтересовался Мамолиан.

Монах отпустил его рубашку и поглядел на солдата. Его глаза источали презрение.

— Разве человек, — произнес он медленно, — обладающий истинным честолюбием, захочет быть простым царем?

Ответ стер улыбку с лица сержанта. Странные слова; их значение он не мог понять. Но они содержали в себе обещание, которое трудно отвергнуть. Что ж, подумал Мамолиан, возможно, так и приходит мудрость. Ведь топор не коснулся меня.

— Веди, — сказал он.

Кэрис улыбалась. Скупая, но счастливая улыбка. В один миг, как по взмаху крыла, зима исчезла. Зацвела весна, и земля повсюду зазеленела, особенно над могилами.

— Куда ты? — спросил ее Марти.

По восторженному выражению ее лица было ясно, что обстоятельства изменились. За несколько минут она нашла в голове Мамолиана ключи к жизни. Марти едва понимал суть происходящего. Он надеялся, что она объяснит детали позже. Что это за страна, что за война.

Внезапно она сказала:

— Готово. — Ее голос был легким, почти игривым.

— Кэрис?

— Кто это Кэрис? Ничего не знаю о таком человеке. Может быть, умер. Все, кроме меня, умирают.

— Что готово?

— Мое учение закончено. Он научил меня всему. И все оказалось правдой. Древняя мудрость.

— Чему он тебя научил?

Кэрис подняла и вытянула обожженную руку.