На моей стороне так же то, что он плохо себя чувствует и не может показать такую же как и я прыть.
Итак, я плюхаюсь в канаву за дорогой, на ходу доставая «Стечкина», после чего, время от времени выглядывая, жду пока Пашкевич начнет стрелять. Какие-то доли секунд я предполагал что он образумится, но этого не произошло — едва завидев, как я выглядываю из канавы Дмитрий начинает не задумываясь часто палить в мою сторону.
Тогда я стреляю в ответ, но не с целью попасть в Пашкевича, а для того, чтобы держать его там, где он находится — чтобы он, не приведи, господи, не подкрался ко мне поближе.
Пока же мы так постреливаем друг в друга, я все соображаю, что мне делать дальше. Не придумав ничего лучшего, я собираюсь ретироваться отсюда подальше — и тогда уже будь, что будет. Быстро достреляв в сторону Пашкевича остаток обоймы из «Стечкина», я беру «Глок» и уже с ним наперевес двигаю вдоль канавы туда, где, как мне кажется, находится Бобруевское.
* * *
По пути мне опять встречается тот самый холмик, откуда я, как мне кажется, еще недавно наблюдал за колокольней у разрушенной церкви, но теперь беготня по нему представляет для меня проблему.
Меня опять заметил Пашкевич, уже вышедший за ворота, и, заметив меня, стал стрелять, но уже не так интенсивно, как до этого, зато более прицельно.
Пашкевич занял подобающую, видимо, для этого позу, полусогнув правую руку, в которой был пистолет, и прищурил левый глаз: Бах! — и пуля свистит где-то рядом с моей головой. Бах! — опять мимо, но очень, очень близко пролетает еще одна.
Я перестаю часто оглядываться на Пашкевича, и по глубокому снегу, но хоть так, загами-загами бегу вперед. Пули свистят, пролетая надо мной у самой головы, после улетая далеко вперед и срубая ветки на деревьях. Я делаю обманные резкие остановки, чтобы Пашкевич не смог послать пулю с упреждением, дергаюсь, но потом… стрельба затихла.
«Перезаряжается!» — подумал я с облегчением, что придало мне сил бежать, но следующая мысль — что Пашкевич начал меня преследовать и потому временно не стреляет — вновь вводит меня в уныние и даже панику, так что так же придает сил убегать.
* * *
Но вот я бегу какое-то время, а стрельбы все не слышно. Я оглядываюсь.
Пашкевичу, увы, явно уже не до меня — он, превратившись из охотника в жертву, мечется перед воротами, закрывая их, потому что на него нападает… Сестра! Успешно заперев ворота, Пашкевич бежит со всех сил в дом, на ходу вынимая наружу висящий на груди какой-то амулет.
Сестра же, перепрыгнув вмиг ворота повисает на штырях, торчащих сверху, после чего, вынув себя из штырей — шлепается снаружи, все еще за воротами, и после, побежав вдоль забора — ловко запрыгивает в дыру в заборе, недавно проделанную чупакаброй.