Светлый фон

— Но вы, надеюсь, и их таким же способом убедите?

— Если смогу подойти ближе трех метров… Так что, Андрей, нам нужно поторопиться!

— Замечательно!

* * *

У самой могилы и вправду темень хоть глаз выколи. Тем не менее, через какое-то время глаза привыкают к темноте, и, странное дело, еще раньше — охранники начинают копать.

— Земля тут рыхлая, — поясняет мне Фетисов, видимо, тем самым пытаясь подбодрить — уже два раза туда-сюда выкопанная и возвращенная на место, так что копать, даже промерзшую ее сейчас не так трудно.

 

Минут через тридцать на поверхность извлекается гроб:

— Ну что ж, милочка, — обращается тогда Фетисов к Сестре — наконец настало время вам вернуться туда, куда вы хотели! К вашему сну и потревоженному покою, который теперь, уверяю вас, больше никто и никогда не нарушит!

Охранники поднимают крышку гроба, после чего Сестра садится на нее, и какое-то время сидит, свесив голову и руки, а потом начинает плакать, но не истерично, а так тихо и безнадежно, что мне ее становится очень жаль. Тогда я уже хотел подойти к Сестре и попытаться утешить, но меня остановил Фетисов:

— Не надо — прошептал он мне тихо прямо в ухо — это почти всегда так бывает… ей просто нужно время.

 

Еще через несколько минут Сестра наконец перестала плакать, вытерла слезы рукавом фетисовского пиджака — и спокойно так, будто в кровать, легла в гроб.

— Она очень по-деловому выглядит в этом костюме! — тихо, но с неподдельным восхищением в голосе сказал Фетисов — прямо как настоящая секретарша из офиса!

Сестра, лежа в гробу скрестила руки на груди:

— Так надо? — спросила она Фетисова.

— Да как хотите! — ответил ей он, а она часто согласно закивала ему головой в ответ — спите, дитя мое, забыв о тех мучениях, что пришлось вам пережить после вашей смерти!

Сестра уже не кивала головой, но моргала глазами.

 

За сим Фетисов произнес, и, увы, без всякого торжественного пафоса несколько фраз на латыни — и все. Сестра обмякла, превратившись на сей раз в труп, притом именно такой, который совершенно труп, тот, который уже не шевелится.