Теперь знал: может!

Потому что он сам это слышал…

Метнувшись что было сил вперед, он надеялся убежать от этой смертельной пули, которой предназначено было убить его, но тут Дегдэ вытянул вперед руки и прогремел:

– Дёлона! Окаменей!

Никита почувствовал, что его ноги страшно отяжелели. Он ощутил, что у него не осталось ни дыхания, ни возможности двигаться, ни теплоты в оледенелом теле. Он слышал гулкие удары своего сердца, которые отдавались в ушах… Похоже, будто молотом стучали о камень!

Однако глаза Никиты по-прежнему видели… более того: не в силах повернуть голову, он мог разглядеть все не только перед собой, но и вокруг себя!

Он даже самого себя видел – камень причудливой формы, в котором невозможно было узнать человека. И на этот камень совершенно нелепым образом была напялена прежняя Никитина одежда, которая почему-то не окаменела.

Неудивительно, что Вальтер таращится на него с таким изумлением!

– Ну ты даешь, Дегдэ… – выдохнул он.

Шаман не промолвил ни слова. Он только усмехнулся. Лицо его было холодным и безжалостным.

Вальтер, не сводя с него глаз, нагнулся и вынул из травы какой-то камешек.

– И пуля окаменела… – пробормотал он. – Что же это значит, а?

Узкие глаза Дегдэ сощурились еще больше. Теперь они напоминали два лезвия.

– Ты никогда не тронешь Омиа-мони! – прорычал шаман. – И не увидишь его!

– Так вот зачем ты прикончил мальчишку, – расхохотался Вальтер. – Я стрелял ему по ногам, а ты превратил его в камень, чтобы я не заставил его помогать мне! Ах вы, хранители священных артефактов! Люди для вас – ничто! Жалкий мусор!

– Я знал, что так случится, – буркнул Дегдэ. – Это они… – Он кивком указал на две жалкие кучки праха, оставшиеся от домового и дзё комо. – Они, неразумные, притащили сюда мальчишку! Я камлал, в огонь смотрел, с духами предков говорил. Они сказали, что враг, который может уничтожить Омиа-мони, снова на свободе. Этот враг – ты! Я решил тебя ждать. Но они… эти бедняги, – снова указал он на останки домового и дзё комо, – решили, что мальчишка унаследовал какие-то силы от своего прадеда-шамана и сможет защитить от тебя Омиа-мони. А потом поняли, что он – просто мальчишка, что не может ничего! И хотели его вернуть домой. Но я их прогнал, а ему велел сидеть и ждать. И Сиулиэ, которая слушала меня во всем – ведь я шаман из рода Медведя! – велела ему то же самое. Ждать!

– Чего ждать? – спросил Вальтер. – Или… кого?

– Кого, – ухмыльнулся Дегдэ. – Тебя!

– Я так и думал, – кивнул Вальтер. – Так и знал, что ты оставил мне мальчишку в качестве приманки. Ты надеялся, что, увидев его, я забуду про Омиа-мони и прежде всего вспомню о мести полковнику Зеленину, который посадил меня в тюрьму. Надеялся, что вернусь в город шантажировать Зеленина жизнью сына, выторговать у него обещание больше не преследовать меня. И пока буду этим заниматься, день, когда можно видеть Омиа-мони, минует… – Он захохотал. – Напрасно ты на это рассчитывал, Дегдэ. Ты меня недооценил. Месть важна, однако куда важнее – могущество! Оно дает власть! Ведь если я заполучу ветку Омиа-мони, мне не будет страшен Зеленин! Всей полиции мира не напугать меня и не взять! – Он расхохотался еще громче: – Ты хотел меня использовать, верно? Ведь ты тоже хотел отомстить Зеленину? Но решил сделать это моими руками. Отомстить за то, что Улэкэн ушла к нему! Ты ведь любил ее?