Если бы Никита мог, он бы окаменел от ужаса – хотя куда уж больше каменеть-то! – потому что понял, о чем сейчас подумал Вальтер.

И Никита вспомнил: он из глубины завала кричал, что у него в кармане остались спички, поэтому можно развести костер…

Спички в кармане!

Вальтер медленными шагами, клонясь из стороны в сторону и делая нелепые, мягкие движения своими бесплотными руками, чтобы удержать равновесие, направился к Никите.

«Нет, нет, нет!» – кричал Никита что было сил – но не слышал ни звука. И никто не мог его услышать, потому что камень безмолвен.

– Оч-ч-чень х-х-хорош-ш-шо, – шипел, шелестел Вальтер. – Прос-с-сто отлич-ч-чно!

Волосатые «варежки» не без усилий нашарили коробок и вытащили его из кармана джинсов.

Оранжевые глаза встретились с глазами Никиты – и снова из щели рта вырвался смешок:

– Так ты, оказывается, жив, камень? Ты можешь видеть? Ну что ж, полюбуйся на дегдэ! – Он громко захохотал: – Полюбуйся на дуэнтэ дегдэ – лесной пожар!

Вальтер чиркнул спичкой – и… и в тот же миг вспыхнул, вспыхнул весь, с ног до головы! Коротко, бурно рванул загоревшийся коробок в его руке, и клочок черно-сине-красного пламени – все, что осталось от Вальтера! – упал наземь… упал на паутину, которой было затянуто все вокруг Омиа-мони… и огонь побежал, побежал, побежал к Дереву Душ, заключая поляну в пылающее кольцо.

– Нет! – закричал Никита, закричало все существо его: – Нет!

Надо погасить огонь. Надо спасти Омиа-мони!

Он рвался, пытаясь вырваться на волю, но не мог. Рвался что было сил, но не мог! Однако его стремление было таким неодолимым, что заставило камень задрожать, закачаться.

И этой дрожи отозвалось легкое гудение бубна, спрятанного в кармане куртки.

– Таонг-танг! – услышал Никита – и не поверил себе. – Таонг-танг!

Сначала тихо. Потом громче и громче:

– Таонг-танг! Кодиар-кодиар! Динг-динг! Дэву!

Колдовские шаманские звуки!

Каменные узы распались.

Никита даже не сразу понял, что произошло, упал… но тотчас сообразил, что свободен, – и кинулся к огню, который был уже совсем близко от Омиа-мони.