Одна из бабуль вкладывала в руки стонущих какие-то пилюли:

– Поможет, боль снимет…

«Она убаюкивала себя обманчивой иллюзией, будто тому, что есть, не будет конца»[14], – думал Алексей, косясь на морщинистую «фельдшерицу».

Но больше всего Алексея интересовал тот, при мыслях о котором по телу разносился неуютный, но согревающий жар. Профессор забился в угол и, подсвечивая фонариком, писал в блокноте.

Сейчас его знания оценили бы хныкавшие дети – как колыбельную из непонятных словечек. Дети доверяют мелодичным речам, вслушиваются, восхищаются. Как когда-то Алексей. Он слушал. Он верил. Даже когда старый мудак хлопал маму по заднице, а та улыбалась.

«За малое зло человек может отомстить, а за большое не может, из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитывать так, чтобы не бояться мести.[15] Ты не рассчитал, старик, увы».

– Вконец замело, – спустившись и задвинув за собой «люк» из переплетенных веток, доложил бугай. – Умер костер. Кутайтесь потеплее и постарайтесь уснуть, чтобы тепло не покидало.

– Саня, откуда знания? Ты, случаем, не спасатель? – обнимая стучавших зубами жену и сына, спросил «рыбак-охотник», который, как выяснилось, работал сантехником.

– Кто – я? – усмехнулся бугай. – Не-е-т, я в читинском ТЮЗе выступаю. А про выживание нам вкратце на военных сборах рассказывали. Запомнилось вот.

Горели припасенные водителем – уж не для такого ли случая? – свечи, бегали зрачки фонариков. Автобус походил на плацкартный вагон с костлявыми железными каркасами в два яруса. Кто-то сидел в проходе, кто-то свернулся калачиком на плотно составленных сиденьях, кто-то поднырнул под железные перекладины. Объединяло одно – пронизывающий холод. Каждый сантиметр тела, упрятанного во все, что нашлось в сумках, испытывал на себе его лютость. Пульс участился, накатывала сонливость, синие губы подрагивали при одышке – первые признаки переохлаждения.

Потрескивал металл. Через щели просачивались накатывающие на автобус волны ветра.

– Изви-ви-ните, что я н-нагруби-бил, – заикаясь, сказал молодчик. Он был бледен, точно свежий труп.

– Что? – Потерянная женщина посмотрела куда-то сквозь него.

– По-после ав-в-варии, извини-ни-те. Я испу-пу-гался. М-мне о-очень жаль, что в-ваш муж… то есть бра-брат… – Парень умолк.

Женщина не ответила. Ее взгляд был прикован к пламени свечи.

– Ме-меня С-стас зовут. Я орни-нитолог. Ехал на кон-конф-ф-ференцию…

Пустословили, поглядывали друг на друга, зябли.

Алексей разместился в задней части перевернутого автобуса. Отсюда были видны все компаньоны по несчастью. Та, с мраморной шеей, казалось, смотрела на него. Восточное лицо выражало невозмутимое спокойствие – словно ситуация ее не касалась: решится сама, стоит лишь немного подождать. Наверное, так думали многие…